Ознакомительная версия.
— А сколько быть раньше? — спросил Грюнлау.
— Девяносто пять у него всегда было, — подала голос Колобкова. — С хвостиком.
Взвесился Сергей — вместо всегдашних шестидесяти двух получилось пятьдесят семь. Грюнлау заработал восемьдесят шесть, хотя раньше было девяносто четыре. Близнецы похудели с шестидесяти четырех до пятидесяти девяти. Худенькая Светочка сбросила вес с пятидесяти до сорока шести.
Зинаида Михайловна взвешиваться отказалась.
— Жалко, других весов на борту нет — эксперимент проконтролировать, — задумался Сергей. — Поди угадай — в весах проблема, или опять какая-то чертовщина.
— А вы заметили, что все теряют в весе около восьми процентов? — вычисляла что-то на часах с калькулятором Света. — Жалко, эти весы граммы не показывают, а то бы точнее подсчитали…
— Свет, а сколько же они тогда твоей бабушке показали? — задумался Сергей. — Вчера у нее сто двадцать было…
— Значит… сто десять, — подсчитала Света.
— Да еще я на полста назад открутил, — напомнил Угрюмченко.
— Шестьдесят?! — поразился Петр Иванович. — И Матильда поверила?!
— Иваныч!!! — донеслось из переговорного устройства. — Дуйте все на полубак, я вам такое покажу!!! Я такой чертовщины… такой чертовщины…
Уже через минуту на носу собрались одиннадцать человек (Фабьев, у которого сегодня изрядно прибавилось седины, остался за штурвалом, а Оля сидела с Рикардо и убеждала хомячка не бояться). Туман наконец-то рассеялся и видимость пришла в норму. Никто не произносил ни слова — все молча смотрели на горизонт.
Точнее — на его отсутствие.
Если с тем, что на небе нет солнца, все еще как-то смирились (мало ли, что там творится на небе?), то такой подлянки от родной планеты никто не ожидал. Человек привык, что куда бы он ни посмотрел, взгляд всегда упирается в границу между небом и землей (или водой). А здесь… здесь взгляд летел вдаль, пока бесконечная воздушная толща не становилась непрозрачной. И куда ни глянь — только ровная водная гладь.
Двигатели умолкли, но никто этого даже не заметил. Впрочем, они и без того почти не шумели — модель «Альфа III» обеспечивала своим пассажирам максимальный комфорт.
— Ну? — спустился из рубки штурман. — Есть у кого-нибудь объяснение? Любое сойдет, только дайте хоть какое-нибудь!
— Этого просто не может быть… — прошептала Света. — Этого не может быть, потому что не может быть никогда!
— Фройляйн Света, может, мы есть на другой планет? — робко предположил Грюнлау. — На Венера или Юпитер…
— В Солнечной Системе нет ни одной планеты с такими условиями, — отрубила круглая отличница. — Это все вообще невозможно с точки зрения физики! Хотя бы горизонт должен быть обязательно!
— А если планета очень-очень большая? — задумался Сергей. — Такая огромная, что…
— Тогда и сила тяжести была бы просто… просто… ну просто очень большой! А она наоборот уменьшилась!
— А если мы… м-м-м… внутри планеты? Как в «Плутонии»? Читали?
— А, это Обручева? — одобрительно закивал Колобков. — Помню, помню, я в детстве эту книжку по ночам с фонариком до дыр зачитывал…
— Да, но тогда бы земля… вода вдали поднималась бы вверх! — уверенно заявила Света. — Был бы такой… такой… ну, антигоризонт!
— Эй, все! — поджала губы Зинаида Михайловна. — Вы что, на солнце перегрелись? Стоите и спорите, на какой мы планете! Вы сами себя послушайте!
— Мам, ну а как все это еще объяснить? — вежливо спросила Светлана. — Смотри, сколько всяких странностей. Горизонт исчез — раз.
— Солнце пропало — два, — загнул два пальца Колобков.
— Вес у всех уменьшился — три, — внес свою лепту Угрюмченко. — Или, может, весы поломались…
— Темноту украли — четыре, — практически одновременно присоединились близнецы.
— Компас отказал — пять, — грустно кивнул Фабьев. — И автопрокладчик без компаса не работает.
— Связи нет — шесть, — добавил Чертанов. — Ни телефона, ни радио, ни Интернета — ни-че-го!
— Одна станция есть, — напомнил механик. — Комариная.
— Что делать-то будем, Иваныч? — спросил Фабьев. — Дальше пойдем или постоим пока?
— Чего стоять-то… — задумался Колобков. — Плыть, конечно… У нас как с горючкой-то?
— Под завязку. Мы и так с запасом брали, а в Лиссабоне еще и заправились. На кругосветное путешествие хватит. Только куда идти-то? В какую сторону? Черт его знает, где мы есть…
— Вадик, ну-ка, сбегай, принеси папе бинокль, — скомандовал Петр Иванович. — Чичас сориентируемся.
— Вон там вроде точка какая-то, — указал Сергей. — Во-о-о-он там…
— У молодости глаза зоркие, — поскреб коротенькую бороду Фабьев. — Я вот ни черта ни вижу… В какую, говоришь, сторону?
— Это вроде птица какая-то… — прищурился Чертанов. — Альбатрос, что ли?
— Если альбатрос, плохо, — глубокомысленно кивнул штурман. — Альбатросы в открытом океане летают, на лету спать умеют. Вот если б чайка или буревестник…
Бинокль до сих пор не появился, и отец отправил Гешку поторопить брата. Теперь без вести пропали уже оба. Зато вместо них появилась Оля в обнимку с клеткой. Из-за прутьев ехидно поблескивали красные глазки Рикардо — сирийский хомячок с явным злорадством взирал на перебинтованный палец Петра Ивановича. Тот тоже вспомнил вчерашнее и сердито наморщил нос.
— Ко мне его не подпускай, — предупредил он. — Он отведал человеческой крови! Теперь это хуймяк-людоед!
— Пап, он ее уже раз сто отведал, — фыркнула Оля. — Он у меня всех подружек перекусал, Гешку с Вадиком раз по пять, маму…
— Кусючий зверек… — неодобрительно закивала Зинаида Михайловна.
— …Светку, дядю Сережу, дядю Гену, дядю Валеру, дядю Гюнтера, дядю Васю, дядю Петровича…
— Слушай, а ты его вообще кормишь? — усомнился папа. — Или он у тебя уже на подножный корм перешел? Сам себе мясо, что ли, добывает?
— Она боевого хомяка воспитывает, — сообщил Вадик, наконец-то доставивший отцу заказанный бинокль.
— Ага, вот еще мы одного купим, будем их стравливать, — добавил Гешка.
— Не будем! — надулась Оля, прижимая к животу драгоценную клетку. — Я вам Рикардо не дам!
Близнецы переглянулись и захихикали. Разрешения у младшей сестры они спрашивать не собирались.
— Мама, скажи им! — поняла их коварные намерения Оля.
— Пусть папа скажет, — вынесла дипломатическое решение Зинаида Михайловна. Вчера вечером она наконец-то дочитала книжку Арлин Дэниэлс и взялась за Дейла Карнеги. Феминизм получил отставку — его место заняло правильное детское воспитание. — Петя, скажи им!
Ознакомительная версия.
