Тилар с удивлением посмотрел на собеседника: редкий вор отважится красть из кладовой бога.
— И все бы получилось, — добавил Роггер, — если бы служанка не пришла вдруг, чтобы поставить на хранение банку осененной божественной Милостью мочи.
— Банку? Ты имеешь в виду репистолу? — В голосе бывшего рыцаря звучало потрясение. В сосудах-репистолах хранили гуморальные жидкости богов, бесценные святыни, доступ к которым имели только приближенные слуги.
Роггер кивнул и снова засмеялся, тряся бородой:
— Судя по всему, старикану Бальжеру с трудом удается проспать до утра сухим.
— И тебя поймали?
Не отрываясь от трапезы, Роггер наклонился и выставил правую ягодицу. На ней красовалось давно выжженное клеймо:
Надпись была на старолиттикском.
— Вор, — прочел он вслух. — Но я не понимаю, как ты оказался в темнице на Летних островах, в тысяче переходов от Лощины?
Роггер наконец покончил с едой и осторожно откинулся на стену, скорчив гримасу от боли в исполосованной кнутом спине.
— Надо думать, из-за тебя.
— Из-за меня?
Вор поднял руки, и тут стали видны его бока. Их ровными рядами украшали клейма.
Тилар знал их еще со времен подготовки к рыцарству: это были имена богов.
— Так вот какое наказание назначил Бальжер, — прошептал он. Его замутило.
— Паломничество, — кисло подтвердил Роггер.
Жестокое наказание, чего и следовало ожидать от бога Обманной Лощины. На Роггера не только наложили позорную печать и изгнали. Теперь он должен странствовать из одного царства в другое, чтобы собрать необходимое количество клейм. Только собрав все отметины, он получит право вернуться домой.
— И сколько же богов ты должен обойти?
Роггер со вздохом опустил руки.
— Сам подумай. Я согрешил против Бальжера.
Глаза Тилара округлились.
— Не может быть…
— Полное паломничество, не больше и не меньше.
— Ты должен обойти всех богов?
— До последней святости. Всю сотню.
Тилар наконец понял, почему Роггер оказался в темнице.
— И после смерти Мирин ты не можешь завершить паломничество.
— Когда я услышал о ее смерти, то попытался сбежать. А это оказалось нелегко, если учесть, что в тот момент я стоял между двумя стражниками и стучал в ворота ее кастильона. Они меня отловили, трижды выпороли за грубость и бросили сюда составить тебе компанию.
— И что они собираются с тобой делать?
— Как обычно: повесят, удушат или посадят на кол.
Он перечислил три общепринятых наказания, которые грозили тому паломнику, который не завершил путешествия и попытался осесть на чужбине.
— Думаю, что выберу виселицу. Удушение тянется слишком долго, а что до кола, то я предпочитаю, чтобы мне ничего не совали в задний проход. — Роггер неуютно поежился. — У меня есть еще пара дней поразмыслить. Сейчас все заняты с Мирин — хотят убедиться, действительно ли она мертва.
Тилар вскинулся.
— Неужели есть надежда?
— Надежда существует для богатых. А нам достается только дерьмо. И кстати говоря… — Роггер поднялся и направился к ведру, что исполняло в камере роль отхожего места.
* * *
День подходил к концу, сосед по камере храпел на полу, а Тилар все обдумывал его рассказ. Вдруг Мирин еще жива? Если так, то она очистит его имя, восстановит честь — хотя бы ту малую толику, что от нее осталась. Но в глубине души он знал, что надежды напрасны. Он видел, как погасли ее глаза.
В промозглом коридоре подземелья раздалось эхо голосов. Сначала стражники спорили, а чуть позже раздался топот ног. Шаги приближались к камере, и Тилар заранее поднялся, в то время как Роггер продолжал похрапывать в углу.
За забранным решеткой окошком появились неразличимые в полумраке лица.
— Открывай! — приказал знакомый голос.
Со скрежетом отодвинулся засов, и дверь распахнулась. На пороге выросла закутанная в плащ фигура.
— Перрил, — произнес Тилар. Он выпрямился во весь рост, несмотря на отсутствие одежды и покрывающую его грязь.
Даже после того как богиня излечила его сгорбленную спину, он возвышался над бывшим учеником не более чем на палец. Тилар скрестил руки на груди — не ради показной непокорности, но чтобы скрыть чернеющий отпечаток ладони Мирин.
При виде его Перрил прищурил глаза и повернулся к тюремщику:
— Я же приказал позаботиться о заключенном!
— Мы так и сделали, сир рыцарь. Мы его и пальцем не тронули.
Юный рыцарь указал на Тилара, хотя его глаза не отрывались от стражника.
— Дай ему свою рубашку и штаны.
— Сир!
— Ты осмеливаешься ослушаться приказа рыцаря?
Рука Перрила легла на венчающий рукоять меча бриллиант, который замерцал в неярком свете факела.
— Нет, сир… Сию минуту, сир!
Тюремщик торопливо разделся до белья и передал верхнюю одежду Тилару.
Тот поморщился, натягивая короткую, пропитанную потом куртку. Но от прикосновения ткани к коже ему сразу стало лучше.
Перрил взмахом руки отослал стражника и подождал, пока тот уйдет. Роггер проворчал что-то, но затем перевалился на другой бок и снова захрапел.
Как только они с Тиларом остались наедине, юный рыцарь стянул с взволнованного лица масклин. Он оглядел бывшего наставника с ног до головы, блеск Милости ярко сиял в его глазах.
Тилар опять скрестил руки на груди:
— Я слышал, что тело Мирин держат под наблюдением.
Перрил кивнул и начал расхаживать по камере, то скрываясь, то появляясь из теней, — таким образом плащ откликался на возбуждение хозяина.
— Семь дней. Оно заканчивается сегодня ночью, когда малая луна соприкоснется с большой.
— И надежды на возрождение нет.
Перрил покачал головой:
— Ее сердце пропало. Лучшие алхимики взяли на пробу оставшиеся в теле жидкости, и ни в одном из гуморов не нашлось ни следа Милости. Она пуста, как всякий обычный человек. Разложение тоже не обошло ее стороной, и тело ужасно раздулось.
— Значит, она действительно мертва.
Перрил перестал мерить шагами камеру и уставился на Тилара:
— Твой рассказ о наделенном темными Милостями чудовище… Это правда?
— Да, но мне не на чем поклясться, если не считать немытого тела.
— Излеченного тела. — В голосе юноши скользнула неуверенность.
— Излеченного и помеченного. — Тилар распахнул на груди куртку, чтобы стал виден отпечаток ладони. — Это не проклятие. Мирин осенила меня благодатью; зачем — известно лишь ей одной.
— Но почему? — Перрил возобновил расхаживание. — Это совершенно невозможно!
