— Мне кажется слишком подозрительным совпадение, что она вызвала гонца и в тот самый день, когда я ступил на остров, ее убили. — Перрил потянулся к другу, дотронулся до его руки. — Если ваш рассказ о той ужасной ночи — правда, то Мирин подарила вам благословение и последние Милости не напрасно. Должно быть, она выбрала вас для какого-то важного дела.
— Не знаю. Возможно, богиня просто проявила доброту к человеку, который находился рядом, когда испускала дух.
Тилару вспомнилось, как закипала в нем Милость. Его пальцы сами потянулись к отпечатку ладони на груди, где богиня дотронулась до него.
— Она успела что-нибудь сказать?
Тилар опустил руку и отрицательно покачал головой — и тут вспомнил.
— Подожди. — Он перевел взгляд на Перрила. — Она произнесла какое-то слово. Но оно звучало полной бессмыслицей.
— Какое слово?
Он попытался точно припомнить, как оно звучало:
— Ривен… скрир.
Глаза Перрила сузились.
— Ты знаешь, что оно означает?
Юноша быстро покачал головой:
— Я… я никогда не слышал этого слова. — Он чуть побледнел и отступил на шаг. — Но быть может, ученые в Ташижане или Чризмферри разгадают его значение. Мне надо идти, надо еще о многом позаботиться до отъезда и о многом поразмыслить.
Перрил отвернулся, и Тилар потянулся было к краю его плаща, но не решился осквернять осененную ткань. Молодой рыцарь закрыл лицо масклином и уставился внимательным взглядом на учителя.
— Будьте осторожны, сир.
Тилар опустил руку.
— И ты, — негромко пробормотал он.
— Пока наши плащи снова не коснутся друг друга, — ответил Перрил и исчез.
Последние слова служили в ордене обычным прощанием. Взгляд Тилара обежал темницу и задержался на храпящем узнике. Даже после чудесного исцеления он не ощущал себя рыцарем.
Дверь с грохотом захлопнулась, и засов вернулся на место. Тюремщик проворчал что-то насчет своей одежды, но не осмелился потребовать ее обратно. Тилар задался вопросом, насколько он будет защищен после отъезда Перрила.
Роггер закряхтел и перекатился на другой бок, лицом к нему.
— А этот парень довольно разговорчив. — Выходит, вор только притворялся спящим. — Он твой друг?
Тилар уселся на кучу кишащей вшами соломы.
— Когда-то был другом… А может, остался им до сих пор.
Роггер сел.
— Он много наговорил, но его новостям грош цена.
— Что ты имеешь в виду? — Внимание Тилара мгновенно переключилось на заросшего бородой, заклейменного товарища по камере. Внезапно он заговорил гораздо грамотнее, чем прежде.
— Во время паломничества я многое повидал. Я тоже слышал о темных новостях, о которых говорил молодой рыцарь. И я слышал их не только в парадных залах и кастильонах, где принимали твоего предполагаемого друга, но и в тех местах, где солнце светит не так ярко.
Речь Роггера снова изменилась, и он продолжил с нарочито грубым выговором:
— Люди бывают гораздо откровеннее с выпоротым никчемным псом, чем с таким знатным господином.
Тилар внутренне с ним согласился.
— К тому же немало из живущих в высоких башнях преспокойно беседуют за дверьми кастильона, не замечая потрепанного пилигрима на пороге. — Глаза вора загорелись хитрым огоньком. — Или на полу темницы.
По всей видимости, проходимец хорошо притворялся не только спящим.
— Кто ты? — спросил Тилар.
Роггер поднял палец, чтобы погрозить рыцарю, но передумал и решил лучше выскрести им из бороды лишнюю вошь.
— Вор и паломник. — Он на мгновение перестал почесываться и поднял бровь. — Или лучше будет сказать, такой же вор и паломник, как ты — рыцарь теней?
Голова Тилара пошла кругом от попыток разгадать странное заявление.
— Ты правда паломник? И твой рассказ о наказании Бальжера не выдумка?
— Увы, он так же правдив, как следы порки у меня на спине. Но по одному проступку еще нельзя судить о человеке, верно?
Тилар не мог не согласиться.
— Так ты говоришь, что слышал и другие мрачные новости. Какие?
— Слухи, перешептывания и россказни о темных Милостях и поднимающих головы во окраинных землях чудищах. Там действительно что-то зашевелилось.
— Что именно?
— Почем я знаю? — Роггер откинулся на соломенную подстилку. — Я собираюсь воспользоваться тишиной и покоем, чтобы наконец поспать. Сомневаюсь, что нам удастся отдохнуть ночью.
— Почему?
— Колокола, сир рыцарь, колокола.
Тилар и забыл, что бдение у ложа Мирин должно закончиться с восходом матери луны. Ее смерть отметят погребальным колокольным звоном, который будет звучать всю ночь.
Он устроился на подстилке и задумался обо всем, что узнал за сегодня. Но мысли упорно возвращались к одному и тому же слову: Ривенскрир.
Что оно означает? Почему Мирин одарила его Милостью и излечила его?
Тилар предположил, что юный рыцарь о чем-то умолчал; к тому же он заметно побледнел при упоминании этого Ривенскрира. Но почему он ничего не сказал?
На это был только один ответ. Перрил поклялся хранить тайну. И хотя рыцарь показал лицо бывшему учителю, даже вступился за него, клятву он никогда не нарушит.
Он получил этот урок от Тилара.
Тилар повернулся на бок и постарался перестать думать, перестать вспоминать.
Воспоминания причиняли боль.
* * *
Тилар дернулся и спросонья сел на подстилке. Ему смутно вспомнился сон о том, что он снова искалечен… И теперь, проснувшись здоровым, он почему-то испытал разочарование. Увечья защищали его, прятали все эти годы, от него не требовалось ничего, кроме умения выживать. А теперь снова придется повернуться к миру лицом.
Тилар застонал.
За стеной темницы заливались сотни колоколов. Их звон оглушал.
Он поднял глаза к окошку: стояла глубокая ночь. Вечерний туман неторопливо вплывал в камеру сквозь решетку и опускался на пол облачным водопадом. Его глаза привыкли к мраку, и он различил фигуру Роггера у противоположной стены. Тот стоял под окном, весь окутанный туманом.
— Все, — произнес вор. Видимо, он заметил, как Тилар зашевелился. — Из великой сотни осталось девяносто девять.
Тилар поднялся и встал рядом с ним. К своему удивлению, он ощутил горечь в словах вора.
— Это только начало, — пробормотал Роггер. — Только первая кровь. За ней потекут целые реки.
Хотя ночь стояла душная, Тилар поежился. Колокола звонили без устали. В темноте над островом неслись крики, в них слышались горе, боль, злоба и страх. С верхушки башни к небу возносились молитвенные песнопения.