Новое утро началось, как обычно. Кеменер чуть свет выехал к Тироканскому перевалу, и Мальдек окончательно успокоился. Единственный человек, который мог что-то заподозрить, уехал с алтаря. Маг решил не трогать камня, пока не вернется Геррек — ему хотелось убедиться, что погоня сбита со следа.
Три дня прошли спокойно, а на четвертый случилось событие, взбудоражившее все поселение. Мальдек услышал крики на площади и поспешил туда.
Из колодца бил высокий фонтан. Люди сбегались со всех сторон, ахали и изумлялись, вбегали под струи холодной воды, не веря собственным глазам. Маг, стоявший на площадке, был изумлен не меньше других. Его позвали добавить воды в опустевший колодец. Он проделал все точно так же, как и прежде — и вдруг такой фонтан! Сила алтаря, неизвестно почему, возросла в несколько раз. Маг снова и снова рассказывал об этом подходившим людям.
Все взялись проверять работу алтаря. Площадь залило водой, кто-то пошустрее вызвал небольшую тучу, и на Фиолетовый алтарь вылился короткий, но бурный ливень. Досыта намокнув, маги потащили из мастерских вещи и поделки, — заклинать стекло и фаянс, чтобы не разбивались, узорную керамику, чтобы светилась ночью, глиняные кувшины, чтобы вода в них оставалась холодной и не портилась. И, действительно, сила алтаря возросла — заклинания действовали эффективно, как никогда. До поздней ночи у алтаря толпились мага, радуясь свалившемуся на них счастью.
Мальдек запаниковал. Камень усиливал алтарь постоянно, а мага это ох как не устраивало. Убирать камень было опасно. Мальдек боялся, что когда алтарь вернется в прежнее состояние, раздосадованные мага захотят добраться до причины исчезновения новой силы, и укрыть Синий камень будет труднее, чем раньше. Он ходил вокруг алтаря, не смея взять камень, и лихорадочно думал, как выйти из положения.
Событие стоило Мальдеку двух бессонных ночей, а на третий день его осенило, как два амулета превратить в один. Нужно было сделать в жезле потайное углубление и спрятать туда камень. Мальдек осмотрел свой жезл. Его конец, изображающий голову аспида, был достаточно велик для того, чтобы высверлить в нем полость нужных размеров. Мальдек зауважал себя: — «Ай-да умник!» — и этой же ночью решил пойти на алтарь за камнем.
Магистр не рискнул ехать на Каянский алтарь прямым путем. Трое суток по пересохшей равнине с выжженной травой могли вконец обессилить или даже погубить коней. Синий камень был либо на алтаре, либо далеко на пути в Келангу. В любом случае лишние сутки ничего не значили, а коней следовало поберечь, поэтому Магистр выбрал путь вдоль Ризы до переправы, а затем вверх по Каяну.
Друзья отправлялись в путь рано утром и ехали до позднего вечера, сопровождаемые хором голосистых сеханских кузнечиков. Они не торопили коней, а в полуденное время делали длительные привалы на берегу реки. В дороге им не встретилось ни единой души. На исходе шестого дня впереди появились красно-бурые постройки Каянского поселения.
Магистр не спешил въезжать в поселение, чтобы не спугнуть Мальдека. Он рассчитывал ранним утром отправиться прямо к магу и как следует потрясти его, а пока они с Альмареном свернули на берег Каяна, чтобы устроиться на ночевку. Спустившись в лощинку у берега, они расседлали коней и занялись ужином. Пока Магистр разводил костер, Альмарен принес с реки воды и душистых трав для чая. Они надолго устроились у костра и неторопливо пили, ели и разговаривали, подкидывая в, огонь ветку-другую.
Дорога, с которой свернули Магистр и Альмарен, была не так безлюдна, — как могло показаться. От перевала к алтарю торопился одинокий всадник. Несмотря на позднее время, он был бодр и доволен собой, и по привычке осматривал окрестности своими зоркими, цепкими глазами. Это был Кеменер, возвращавшийся с Тироканского перевала.
Нужно было быть Кеменером, чтобы заметить далеко впереди, в прибрежной лощине маленький костерок, и нужно было быть им же, чтобы заинтересоваться тем, что делается у этого костерка. Кеменер любил факты, мелочи, жесты, обрывки слов, оброненных мимоходом, любил их собирать и включать в картину совершающихся вокруг событий, словно кусочки смальты в мозаичное панно. Он любил быть незаметным и замечать все, любил быть внимательным и беспристрастным свидетелем разговоров, не предназначенных для чужих ушей, любил сливаться с фоном, превращаясь в чуткое око мира. Выследить костерок, понаблюдать естественную жизнь его ничего не подозревающих обитателей было для него не работой, а удовольствием, от которого трудно отказаться. Поэтому Кеменер, как ни спешил, все-таки привязал коня к кустам у реки и подобрался к лощинке.
Должно быть, есть в жизни правило, по которому идущее из души побуждение бывает полезнее для дела, чем холодный расчет. Примерно так и подумал Кеменер, рассудок которого советовал побыстрее ехать на алтарь, когда увидел, кто сидит у костра. Сдерживая дрожь от подступающего азарта, он подобрался поближе к костру и затаился, превратившись в глаза и уши.
Магистра ордена Грифона Кеменер запомнил еще на совете и поэтому узнал сразу. Тот сидел у костра вполоборота к Кеменеру и сосредоточенно смотрел на огонь, замкнув руки на коленях. В распахнутом вороте рубашки виднелась крепкая шея, волосы были отброшены за плечи. С ним был высокий молодой человек с правильными чертами лица. У Кеменера была прекрасная зрительная память. Он не сомневался, что никогда еще не видел этого парня, и постарался рассмотреть его и запомнить. Выражение лица юноши было мягким, даже ласковым, он в задумчивости накручивал на палец длинные, темные волосы и улыбался в ответ своим мыслям удивительно приятной, чуть рассеянной улыбкой. «Красавчик, — отметил Кеменер. — Этот никогда не будет незаметным, как он не старайся, — подумал он с чувством собственного превосходства. — Кто же это такой у них там, в Тире?»
Магистр, будто почувствовав желание Кеменера, обратился к своему спутнику.
— Что-то ты задумался, Альмарен, — в его голосе звучал полувопрос-полуутверждение. — Тебя беспокоит завтрашний день?
«Ах, вот это кто. — Кеменер припомнил, что говорили об Альмарене на совете и что сплетничали на Фиолетовом алтаре. — Никогда бы не подумал, что он так молод».
Кеменер недолюбливал магов. Своими действиями они вносили случайность, непредсказуемость в окружающий мир, а Кеменер любил четкость и точность. Маги были угрозой его скрытности и незаметности, они могли ощущать мир глубже и дальше, чем он, и Кеменер испытывал к ним профессиональную ревность. Но они были глухи и равнодушны к фактам и мелочам, так много говорившим Кеменеру. Это позволяло ему относиться к ним с превосходством и даже некоторым презрением.
