— Отдавай письма, а то…
— И что же ты со мной сделаешь? — Марта перестала брыкаться, переводя дыхание.
— Я… я… я… — Ёшкин кот, что же придумать?
— В глаз ты получишь, а не письма! — довольно сказала противница.
— Хорошо же! — сказала я. — О некроманте мечтаешь? Так вот, я распространю о тебе такие слухи, что Ирга побоится в твою сторону даже посмотреть!
— Он не поверит!
— Милая моя, я столько лет шатаюсь по злачным местам, что смогу придумать что-то очень правдоподобное и страшное!
— Глупости! Тебе Ирга все прощает, и вряд ли ты сможешь придумать для меня что-то что его испугает.
Я закатила глаза. Марта была права, но чем припугнуть ее, я не знала.
— Я за то, что принадлежит мне, — сказала я, — испорчу тебе всю жизнь! У меня времени много, пары я и так сачкую, так буду проводить свободное время с пользой. И ты еще узнаешь, на что я способна!
Провидица резким движением вырвалась и вцепилась мне в щеки острыми ногтями. От боли у меня выступили слезы на глазах, я опять вцепилась ей в волосы, желая отодрать скальп. Мы визжали и пинались, катаясь по полу и сбивая вещи.
— Хватит! Хватит! — Отто и Трохим с трудом разодрали наш клубок. В распахнутые двери заглядывали любопытствующие.
— Девочки, что вы, как базарные бабы! — с упреком сказал Трохим. — Вы же маги! Устроили бы поединок, все цивилизованно и красиво!
Я окатила бывшего одногруппника злобным взглядом. Он что, издевается? В поединке мне ни за что не выстоять против ментальной магии Марты.
— Отдай ей письма, — сказал Отто провидице. — Иначе о твоем противоправном воздействии на почтальона узнает руководство Университета и ты вылетишь из аспирантуры.
Девушка сникла. Вот как ее пугать надо было! А я придумать не могла!
— Подавись! — кинула она мне пачку писем.
Я даже не сделала попытки ее поймать — только проклятья мне для полного счастья не хватало!
Письма разлетелись по полу белоснежными треугольничками. «Оле Ляхе» — значилось на каждом аккуратным почерком Ирги. Я наклонилась и стала бережно собирать послания, проверяя каждое на вредоносный помысел. Марта вдруг завыла, обхватив себя руками.
— Я люблю его! Люблю! Он должен быть только моим! Потому что я люблю его!
— Избери себе другой объект и люби его, — посоветовала я.
— Ирга должен быть мой! Так суждено! Тебя я ненавижу! Ненавижу! Почему ты, а не я? Почему?
Любопытствующие испарились, Отто и Трохим стояли со смущенными лицами. Я подобрала последнее письмо и сказала:
— Я тоже тебя не люблю, Марта. И прошу больше в мою жизнь не влезать, а жить своей. И избрать другой объект для поклонения. Ирга — мой!
— Он тебе не нужен, — продолжала выть провидица. — А я без него жить не могу!
— Прекрати устраивать сцены! — посоветовала я, выходя в коридор.
— Не думал, что ты такая черствая, — сказал осторожно Трохим.
Я пожала плечами.
— Все должно быть в меру. А это мания, лечиться нужно.
Отто вдруг фыркнул.
— А как ты за Иргу дралась! Жаль, он этого не видел!
— Тебе этого не понять, — сообщила я. — Сейчас хорошие мужики — дефицит, поэтому за них бороться надо.
— Я тоже хороший мужик, — сказал Отто. — Но за меня никто не дерется!
— Откуда ты знаешь? Полугном открыл рот, закрыл, опять открыл, закрыл и задумчиво молчал всю дорогу до общежития.
23. Проснуться знаменитостью
Ола достигает всеуниверсититетской известности. Но, кажется, это не совсем то, что ей нужно…
— Кто там? — довольно мрачно отозвалась я на стук в дверь.
— Илисса.
— Какая еще Илисса?
— Сестра Ирги.
Странно. Она учится в Университете уже три месяца, но никогда не давала о себе знать. Впрочем, я и не стремилась завязать с ней отношения, мне не хотелось вспоминать обстоятельства, при которых мы встретились.
— Заходи, — осторожно ответила я.
— Привет! — темноволосая девчушка весело улыбалась мне с порога. — Я тебе печенье к чаю принесла. Ирга говорил, что ты именно это очень любишь.
— А что еще Ирга говорил? — спросила я.
— Много чего говорил, — сказала Илисса. — А что?
— Ничего.
В своих письмах Ирга старательно обходил тему сестры. Скорее всего, надеялся, что мы как-то сами разберемся, и не хотел меня подталкивать к общению с Илиссой. Как бы там ни было, надо налаживать отношения с будущей родственницей. Тихо порадовавшись тому, что у некроманта всего две сестры, а у меня аж четыре — значит ему придется тяжелее, я пошла ставить чайник на кухню.
Когда я вернулась, Илисса беззастенчиво разглядывала бумаги у меня на столе.
— Тебя родители не учили, что неприлично заглядывать в чужие документы? — спросила я, подавив раздражение.
— А что, ты обиделась? — удивилась та. — Я не думала, что у тебя тут какие-то секреты!
В этот миг я поняла, что старшая сестра — это на всю жизнь. И куда бы я не бежала от этой почетной обязанности, она меня найдет и даст по голове, чтобы не расслаблялась.
— Скажи мне, Илисса, только честно, почему ты пришла? Мы учимся в одном Университете уже довольно давно, но ты как-то не стремилась возобновить наше общение.
— Я была занята, — ответила девушка, нескромно поедая печенье. — Знакомилась тут со всем и всеми. А теперь дошла очередь и до тебя.
— Польщена, — сказала я. — А почему именно сейчас?
Сестра некроманта помялась и ответила:
— Да народ спрашивает про тебя, а мне и сказать толком нечего.
Я кивнула. В принципе, я догадывалась, что так оно и есть, но радости мне это не прибавило. Никогда не думала, что нести бремя знаменитости будет так тяжело!
Про мою бравую победу над зомби в Рорриторе мы с Отто решили никому не говорить, чтобы не обеспечивать себе лишней известности в кругах задиристых боевых магов и придирчивых преподавателей. Причем последнее нас пугало куда больше, чем возможные вызовы «а со мной потягаться слабо?». Беф был не многословен и ограничился докладом Декану. Но шила в мешке не утаишь. Вчера приехали первые студенты по обмену из Рорриторского Университета. Поселившись в общежитии практиков, рорриторцы сразу поинтересовались моей скромной особой.
Узнала я об этом сегодня утром, когда застала на общей кухне Ряка, смачно пожиравшего из чьей-то кастрюли борщ.
— О, — сказал он, торопливо прожевав и спрятав за спину ложку. — Это не твоя кастрюля?
— Нет, — ответила я с завистью. Моих кухонных усилий на борщ никогда не хватало.
— Это хорошо, — обрадовался Ряк, продолжая завтрак. — А что ты натворила в Рорриторе?
