Ознакомительная версия.
— Достаточно, — сказала Катерина.
— Да нет, я знаю рецепт из Книги Киевиц. Если проглотить его, можно пребывать под водой безболезненно.
— А я знаю, где живет Водяной, — подала голос Маша. — Точнее, догадываюсь. В Волшебном замке. Во дворце помещика Сердова.
* * *
— Остановись. Это здесь, — сказала Маша.
В руках у нее был компас, на коленях лежала найденная в библиотеке Киевиц старая карта Киевской области, на которой еще не значилось Киевское море.
— Думаешь, Замок где-то под нами? — Чуб отпустила весла, достала из рюкзака длинную толстую веревку, железную кружку и небольшую бутылочку с мокрым, ершистого вида растением Рось, которую аккуратно примостила на скамейку меж ними. — Теперь, — сказала Землепотрясная, — нужно смешать зелень с днепровской водой, проглотить, и тогда я считай не умру.
— Не умрешь? — ненадолго обнадежилась Маша.
— То есть умру, но не почувствую боли — ни воды в легких, ничего неприятного… — С кружкой в руке Чуб наклонилась к воде и увидела, что к их лодке прибился чей-то русальский венок. — Ух ты! Гляди. Кто-то плел со знанием дела. Тут и трипутник, и Иван-да-Марья… А ты знаешь, — развернулась она, — что венки бросают не только на Купалу, а и всю Русалью неделю до Купальского праздника. Отсюда и выражение: «Вилами по воде писано»… Считается, что вилы-русалки и вода знают будущее. Потому девки пускают гадательные венки по воде. Если венок сразу утонет — значит, твой парень тебя не любит и вы скоро расстанетесь. Если венок заплывет далеко — будешь жить с ним долго и счастливо. И даже крещенское гадание на зеркале на самом деле более позднее. Раньше лицо суженого высматривали не в трюмо, а в воде. Жаль, я венок не сплела… Могла бы узнать, как у меня с Николаем окончится.
— А разве это без венка не понятно? — удивилась Маша.
— Думаешь, у нас ничего не получится? — мигом взвилась Даша Чуб. — Потому что я ему не пара?
— Нет, он тебе. Ты просто его не любишь.
— Думаешь? — спросила Землепотрясная с надеждой и жгучим интересом. — Ну не знаю-ю-ю… — протянула она. — Если честно, он мне ужасно нравится. Меня просто в жар от него бросает. Все внутри, здесь, аж сворачивается и переворачивается, — рука Чуб легла на живот. — Меня от него реально колотит…
— Это — не любовь, это — страсть, — устало сказала Маша. — Любовь часто путают с ней.
— Страсть — тоже сильное чувство.
— Любовь путают со страстью вообще — не обязательно к человеку. Иногда просто со страстью, с бурлением крови, со страстностью собственной натуры. Потому любовь так часто путают с алкогольным опьянением…
— В смысле, напившись, часто трахаются в приступе внезапной любви? Это верно…
— И мне кажется, ты тоже путаешь телесную страсть к нему со страстным желанием взять над ним верх, — сказала Маша. — И это хорошо.
— Потому что он — нехороший человек?
— Потому что раз ты его не любишь, значит, тебя не бросил любимый. А раз не бросил — ты не так уж подходишь в жены Водяному, и мы легко сможем вернуть тебя.
— И почему в моей личной жизни все так запутано? — громко вздохнула Чуб, возведя очи горе.
— Не только в твоей… — Ковалева тоже посмотрела на небо в надежде увидеть спешащего к ней с вестью черного ворона. Но небосвод был чистым. — Любовь постоянно путают с чем-то. Например, с привычкой.
— Ты это о ком?
Но ответить Маше помешал Дашин мобильный, со звоном выбросивший на экран Катино имя.
— Ну! — недовольно сказала трубке Чуб.
И оглохла от крика:
— Это ты? Маша с тобой?! Только что на мой номер звонил ее папа. Он сказал, Машин ребенок пропал. Миша пропал!..
Катя орала так громко, что Маша слышала каждое слово. И лицо младшей из трех Киевиц враз сделалось мертвенно-серым, рот открылся в безмолвном, так и не прозвучавшем вопросе «Как это возможно?!».
Они обе знали ответ.
— Они были дома, мальчик спал. Машин папа тоже заснул на диване… Проснулся, а кроватка пуста… и окно открыто! Я дала ему твой номер, сказала, как только узнает хоть что-то, пусть позвонит. Все! Не буду занимать телефон…
Аппарат онемел. Маша так и не обрела дара речи — осталась неподвижною занемевшею статуей.
— Русалки! — вскликнула Чуб. — У тебя ж рядом роща. А они все ща там по кустам… Они похитили сына. Как в сказке про «должок». Но не бойся! Мы вернем его! Ща я все разрулю… Обещаю! — Дашина кружка опять полетела к воде, она склонилась к рукотворному Днепровому морю и… замерла.
Из купальского венка, как из зеркала в круглой раме, на нее смотрело мужское лицо. В первую секунду ей показалось, что кто-то глядит на нее из воды — может, сам Водяной, высматривающий новую невесту, желая принять ее прямо в объятия… А во вторую секунду мысли исчезли.
Лицо мужчины казалось ей совершенно прекрасным, незнакомым и знакомым одновременно. Бездонные глаза, стрелы бровей, непреклонно-суровая линия рта. В груди заплескалось странное чувство — безымянное, ускользающее от названья, как верткий малек из человеческих рук. Где-то далеко светило солнце, шумели волны, кричали птицы… Она не слышала их. Как завороженная, Даша смотрела на суженого, явленного ей всеведающей днепровской водой, пока не почувствовала, что лодка странно качнулась.
Чуб обернулась:
— Ты не поверишь, я видела… НЕТ! Маша, не надо!!!
Подруга стояла, балансируя на раскачивающемся деревянном дне. Бутылка с ершистым растением Рось валялась пустая.
— Он украл моего сына, — сказала Маша. — Ему нужна не ты, а я, — и быстро, не дожидаясь ответа, прыгнула в воду.
— Нет… Нет!.. — только и смогла крикнуть Чуб, перекидываясь через борт.
По воде уже шли пузыри. Цепь-змея, делавшая младшую Киевицу бессмертной, лежала на дне лодки. Дашин телефон зазвонил.
— Скажи Маше, что все в порядке, — с облегчением выдохнула Катя. — Ложная тревога. Пока отец спал, Машина мама пошла с внуком к соседке.
Чуб опустила руки, отпустила рот — уголки губ сползли вниз, обратив лицо в закостенелую маску скорби. Мир стал темным — померк. Невидящим взглядом Даша смотрела на волны.
Не прошло и минуты, как вода выбросила на поверхность ненужное ей мертвое тело Маши.
* * *
Маша прыгнула так быстро не от смелости — от трусости. От страха передумать и не прыгнуть, от страха прыгнуть — ведь чем меньше времени будешь бояться, тем легче совершить невозможное…
Она даже не пыталась бороться за жизнь, задерживать дыхание, оттягивать миг кончины, послушно принимая в себя темную воду. Чуб не солгала — вода не причиняла ей зла, не разрывала легкие болью.
Она медленно шла ко дну, не ощущая ничего, кроме тяжкого, окаменевшего страха за сына, тянувшего ее камнем вглубь. И лишь когда ее ноги коснулись мягкого ила, а щиколотки утонули в нем, утопленница разжмурила веки.
Ознакомительная версия.
