— Ветрова, не пугай меня, — предупредила Мила, — что стала такой умной и начитанной. Говори человеческим языком.
— Я тебе и говорю, потом познакомлю. Лилит очень занятая женщина, деловая, понимаешь?
— А то, я не понимаю, — обиделась подруга. — Я вот тоже вся в делах. Чего я к тебе пришла? Так, про сволочь Владика мы поговорили, про нового яхтсмена тоже… Нет. Ты мне ничего толком не сказала! Давай, — она села удобнее, — признавайся, Ветрова, какой он умопомрачительный блондин!
Вероника разочаровала подругу лишь тем, что Замятин роковой брюнет. Есть такая категория мужчин-искусителей, парализующих свои жертвы одним лишь бездонным взглядом. С ними страшно, без них еще страшнее, одиночество штука ужасная. Но, по наблюдениям Вероники, брюнет интересуется не ею, а Лилит, а Веронику пригласил как ее подругу. Но Лилит ей не подруга, больше приятельница, она своих подруг Милу и Элю ни на кого на свете не променяет. Да и дружить с Лилит все равно не получится, она держит всех на расстоянии. Такое ощущение складывается, что между ними незримая перегородка, чуть преступишь черту, и перегородка бьет током.
— И не поняла, чего я так разоткровенничалась, — вздохнула Вероника. — Сама увидишь, когда она придет. Только вот я не знаю, когда это случится, Лилит появляется всегда так неожиданно.
Вероника умолчала о своем новом видении мира сквозь фиолетовые линзы черных «кисок». Если она об этом расскажет, то тогда точно добрые верные подружки насильно повезут Ветрову в психушку. Хотя сегодня доказательства существования Лилит у нее на лицо, вернее, на постели.
— Бешенные деньги потратила, — согласилась с ней Мила, разглядывая вещи. — Значит, ждет от тебя неслабую отдачу. Деловые леди ничего просто так не делают, просчитывают все сто раз наперед.
— Она считает меня талантливой, — призналась Вероника.
— А! — обрадовалась Мила, — я же тебе всегда это говорила! И твоим родителям говорила. Знаешь, Вера, я верю, что когда-нибудь мы вместе с тобой пройдем по красной ковровой дорожке за Никой! Так же у вас главный приз называется? Ты ведь меня возьмешь? Или пойдешь со своим страстным брюнетом?
— Он не мой, — засмеялась Вероника, — и я возьму не его, а тебя с Элькой!
— Честно? — захлопала в ладоши Мила.
— Чтоб я сдохла! — заверила подругу Вероника и испуганно замолчала, прервав смешок. — Какое-то нехорошее предчувствие.
— А, о предчувствии, — спохватилась Мила. — Я-то к тебе не просто так пришла. Козел этот Ковалев и нечего про него говорить, добренькая твоя Лилит, о ней тоже поговорим позже. Можно еще поболтать о брюнете, люблю я такие разговоры, только сейчас некогда. Собирайся, Ветрова, тебе сказочно повезло! Я еду на интервью к Стебловой, могу взять тебя собой в качестве стажирующегося репортера.
— Едешь на интервью к Стебловой?! — восторженно повторила Вероника. — К той самой Инге Стебловой?! Нет, у меня кумиров нет, но ею я восхищаюсь и с удовольствием пообщаюсь.
— Пообщаться не получится, — предупредила Мила, — вопросы задавать буду только я. Стеблова, как большинство звезд, требует их заранее, чтобы обдумать каждый ответ для печати. Все оговорено и подписано, ничего лишнего. Разве только она раздобрится, но это с ней бывает редко, особенно в последнее время. Стареет, старушка, ей ведь, не приведи Господь, уже за пятьдесят.
— За пятьдесят?! — Вероника предполагала, что Инге не больше тридцати пяти.
В любом случае, та выглядела достойно великой актрисы, вот с нее нужно было брать пример, а не заморачиваться предателями Владиками. Кстати, Вероника не слышала, чтобы Инга мучительно страдала хотя бы из-за одного мужчины. Ее непрекращающимися романами была наводнена вся пресса. Интересно посмотреть на очередного звездного мальчика, Стеблова предпочитает юные создания. Может быть, ей пока не встретился Максим Замятин?
— Ну, так едешь? — нетерпеливо поинтересовалась Мила, поднимаясь.
— Ты еще спрашиваешь!
И Вероника кинулась переодеваться.
Людмила Токарева работала корреспондентом в газете «Свой день», которая не брезговала желтизной. Расторопную рыжую бестию, как прозвали Милку в редакции, можно было послать куда угодно: делать репортаж с уборки картофеля или провести интервью со звездой. Везде Токареву ждал несомненный успех, ради которого она могла пробить рыжей упертой головой самую непрошибаемую стену. Такой стеной стала для газеты Инга Стеблова, близился к завершению ее очередной роман, намечался новый, а у редактора не было ни одного намека на ее личную жизнь. Можно было бы писать о картошке, можно, но расхватывать газету как горячие пирожки в голодное время стали бы только с откровениями звезды на весь разворот.
Непостижимым образом через директора актрисы Токаревой удалось уговорить ее ответить на несколько вопросов, среди которых был и почти интимный «Есть ли у вас любимый мужчина?». Глупый вопрос, Милка нисколько в этом не сомневалась, зато с чистой совестью именно его можно было сделать подзаголовком на первую полосу газеты.
— Только бы все получилось, только бы она не передумала, не лишилась памяти, не умерла, — шептала журналистка как заклинание, пока они с Ветровой тряслись в метро.
От такой звезды как Инга Стеблова всего можно было ожидать.
На театральном крыльце топтался фотограф Сеня, увешанный фотокамерами разной величины. Заметив Ветрову, он очень обрадовался. Вероника зря приняла это на свой личный счет.
— Молодец, — сказал Сеня, снимая с длиной худой шеи один фотоаппарат, — что привела помощницу. Держи, крошка, будешь щелкать вместе со мной, то есть, сама по себе щелкай все, что увидишь и не увидишь! Опасаюсь, — он кивнул на свою аппаратуру, — вдруг подведет! Мне ребята говорили, у них такое было: чертовщина какая-то, не захотела Стеблова, чтобы ее снимали, цифровики все одновременно сели без подзарядки, а батареи были полные! Я тебе…
— Вероника, — сказала Ветрова.
— Я тебе, Вероника, пленочный даю. Он надежнее.
— Пасибки, — хмыкнула Вероника, но точно уж не пожалела, что ее руки будут заняты делом.
Служебный вход охраняла дебелая, ретивая и злобная как собака Цербер, дама, вставшая грудью перед журналистами. Пришлось потратить еще некоторое время, пока выясняли, что к чему, к кому, и, собственно, ждут ли их там. Вскоре пришел директор актрисы и проводил гостей к гримерной комнате Стебловой. Приказав ждать возле дверей, директор, наглый молодой мужчина, не привыкший церемониться с кем бы то ни было, кроме самой звезды, скрылся в недрах помещения. Вероника при закрывающейся двери едва успела услышать томный, страдальческий голос, и сразу догадалась, что звезда не в духе: она устала, измоталась и перед спектаклем ей нужно отдохнуть.
