– Ладно уж, – уступил Бран, действительно в легком угаре после боя. – Так куда дальше?
– Очень осторожно – туда, откуда приперлись эти… И при первых же признаках опасности – назад! Ах-ха, чует мое сердце…
– Чего-чего чует? – переспросила воительница, уже успев стащить с амазонки ножны, вложить в них новый клинок и прицепить к своей перевязи. – Откуда это у тебя вдруг появилось сердце, мертвяк?
– Ну обмолвился, ах-ха, с кем не бывает…
– А. Ладно, авось глаза, или что у тебя там вместо них, не обманутся когда надо будет… Бран, иди-ка сюда, плечо поправлю.
Сложенное из неровных каменных глыб строение можно было отличить от окружающих скал, только подойдя к нему вплотную. Искусно замаскированная ветками и дерном, кованая железная дверь в десять локтей высотой и почти такой же ширины прочно преграждала вход. Окон, разумеется, не было.
– След ведет мимо, – сообщил череп, – но вам не помешает заглянуть туда, ах-ха.
– Iotunnheim. – «Жилище гигантов» прозвучало проклятьем в устах Стейна, у северянина словно имелись личные обиды на весь род йотунов.
– Да, весьма похоже на то, – кивнула Соня, – но коли мне не изменяет память, в их домах при толике везения можно добыть по-настоящему полезные вещи. Попробуем, попытка не пытка. В худшем случае потеряем часок.
Под объединенным нажимом всех троих дверь отодвинулась примерно на локоть и застряла. Бран первым протиснулся внутрь, с отвращением зажал нос, но заметил только:
– Факел нужен.
– Не надо, – молвил Череп Ахха. – Yin Shirr'akh!
Вокруг шеста, зажатого в руке гэла, распространился бледный свет; яркостью он уступал солнечному или ясному лунному, однако факел прекрасно заменял, и естественно, не давал ни дыма, ни копоти.
Поиски могли продолжаться и больше часа – жилище великанов было действительно им под стать, и укромных местечек, где могло быть упрятано нечто ценное, в нем имелось больше, чем в сокровищнице иного замка. Но как раз через час «факел» погас, и череп не пожелал зажигаться вторично. Так что все трое выбрались наружу, чтобы честно разделить добычу.
Стейн прихватил короткий меч гэльской работы, который счел ценным; Бран, едва увидев его, пришел в чрезвычайное возбуждение, а разобрав знаки на лезвии, издал победный клич клана О'Доннел.
– Это же «Рассекающая Камень», легендарный клинок Ниала Длиннорукого, сокрушителя фоморов! О Ллау Эрайнт, да с таким оружием и против Червя не страшно выйти!
– Ладно-ладно, – ухмыльнулся северянин, – держи, раз уж этот ножичек для тебя так много значит. Соня, а ты что откопала?
Развязав бечевку, воительница развернула шмат войлока и показала небольшую серебряную статуэтку в виде крылатого дракона, который сжимал в передних лапах нечто вроде груши.
– А зачем тебе это? Ну, красивая штуковина, и быть может, дорогая… но нужно ли это сейчас?
– Пригодится. Жрецы лунной богини носили похожие медальоны, а в этой штуковине даже я чую силу.
Череп Ахха нервно щелкнул бронзовой челюстью.
– Держи ее от меня подальше!
Соня улыбнулась и снова укутала статуэтку в мягкий войлок, однако закрепила бечевку таким узлом, чтобы сверток можно было раскрыть одним движением. Оружие, оно всякое бывает.
– А я вот что нашел, – сказал гэл, извлекая из кошеля полдюжины красных камешков размером с орех.
– Ах-ха, это нашел я, – уточнил череп. – Разделите их между собой. Если попадете в переделку, швыряйте в противника. Ах-ха, такая штуковина при удаче бешеного мамонта убьет.
– Полезно, – с неохотой признала воительница, забирая свою пару камешков. – А для нас это опасно?
– Ах-ха, в этом мире нет ничего безопасного, – с философским юмором заметил Череп Ахха, – так что лучше при броске стоять подальше от врага. Падать на них тоже нежелательно, ах-ха, или тебя потом по кусочкам придется собирать…
Огибая высеченное в скале жилище йотунов, усыпанная мелкими острыми камешками тропинка вела к крутой лестнице. Чересчур широкие и высокие, ступени выглядели довольно новыми и даже чистыми, чище, чем строения и сооружения во многих городах и поселениях.
Долгий спуск прошел без происшествий; внизу обнаружилось что-то вроде кузницы, также пригодной по размеру для великанов.
– Уж не Йотунхейм ли это? – прошептал Стейн, имея в виду на сей раз мифическую родину снежных и холмовых гигантов, извечных врагов богов и людей.
– Ах-ха, нет, – сообщил череп, – но живет здесь и вправду племя тех, Пришедших Первыми… Лучше не связываться с ними.
– Поздно, – сказала шедшая впереди Соня.
Лязгая металлом лат, из-за кузницы возник воин. Но какой! Облаченный в тяжелые пластинчатые доспехи, какие помнили лишь знатоки вооружения времен Империи, с имперского же образца большим щитом и широким мечом с золоченой рукоятью – и все это было изготовлено в точном соответствии с ростом воина, более девяти локтей! Гигантам-йотунам он, пожалуй, уступал габаритами, зато двигался куда быстрее и грациознее, несмотря на тяжесть снаряжения.
– Дальше пути нет, – прогудел противник на наречии Карпат (лишь Соня узнала этот диалект, с которым познакомилась давным-давно, в иной жизни). – Проваливайте – или умрите.
Люди переглянулись. С врагом, который нападает, даже не пытаясь ничего сказать, разговор возможен лишь на языке оружия. А вот с таким, что ставит какие-то условия, вполне можно договориться, и уж всяко можно – попробовать решить дело миром…
– Поведай, о воитель, своею ли волею ты охраняешь сию дорогу? – Соня не очень понимала, почему вдруг заговорила «высоким штилем», да еще и на архаичном наречии, которое и в лучшие-то времена знала с пятого на десятое. – Коли служба в тягость тебе, рука судьбы может снять сей неправедный груз.
Исполин опустил меч.
– Недосуг мне тут болтать с разными проходимцами, – сказал он, но уже значительно более мирным тоном.
Воительница в прежней изысканной манере (которую всю жизнь презирала) продолжила разговор:
– Всякому делу найдется место и время. И коли призван ты блюсти чистоту пути сего, и не допускать на него тех, чьи души запятнаны неблаговидными деяниями, а сердца отягощены темными намерениями – способен ты и решить, кто вправе ступить на охраняемую тобой дорогу. Решить своею волей, не слушая чужих приказов. Коли ты Страж – служба твоя почетна и добровольна, и над тобою нет никого и ничего, кроме вечного неба и тебя самого; но коли ты всего лишь исполняешь чью-то волю, ты тем самым обращаешь себя в марионетку, куклу на веревочках – и тогда не добровольная служба это, но рабство без надежды на освобождение…
Череп Ахха со стуком вернул на место отвисшую челюсть. Это разрушило магию слов Сони, которую она и сама-то как следует не понимала.
