– Я понял, к чему вы клоните, – ответил Егор. – Были такие мысли.
– То есть, ты понимал, что каждую партию твоих подельников ликвидировали после преступления, но при этом всё равно шёл на дело?
– Я это не сразу понял – только на третьем деле. Первый раз как‑то не придал этому значение.
– Но при этом всё равно собирался на четвёртое?
– Ну, одно дело группу поменять, а другое – найти такого, как я. И к тому же я хотел после четвёртого дела сбежать.
– Такого как ты, говоришь? – усмехнулся Милютин. – А в чём твоя уникальность?
– Я же уже рассказывал. Могу уровень скрыть. Могу скрыть, что инициацию прошёл.
– А реальный уровень у тебя какой?
– Восьмой. Если хотите, я могу показать, как всё это делаю.
– Мы и без твоих показов знаем, как это всё делается. Лет тебе сколько?
– Двадцать два.
– Хорошо сохранился.
– Маленькая собачка – до старости щенок, – заметил Глебов и обратился к Егору: – В двадцать два года ты ведь уже должен понимать, что, как сказал Иван Иванович, твои преступления на исключительную меру тянут.
– Понимаю, – вздохнул Егор.
– И при этом не хочешь пойти на сделку со следствием?
– Хочу. Очень хочу. Но как? Я действительно ничего не знаю. Вот хоть убейте.
– За этим дело не станет, уж поверь. Но сначала будет суд. Закрытый, кончено.
– Скажи, Егор, – опять вступил в разговор Милютин. – Вот с твоих слов, ты работал три раза. Так?
– Да. Два раза в Петербурге и один в Москве.
– И как тебя второй раз не вычислили в Петербурге? Неужели у омбудсмена такая плохая память на лица?
– В Петербургской области ведь три центра – в Петербурге, Выборге и Луге. Первый раз меня в Выборг доставили. Второй – в Петербург. А в Московской области два – в Королёве и Серпухове. В Королёвском я уже был.
– Значит, ещё две операции точно планируются. Это с тобой. А так ещё неизвестно сколько.
– Да, со мной две. Но я же сказал, что хотел осенью отработать в Москве, получить деньги и убежать.
– Куда?
– Пока не знаю. За границу.
– Какой наивный юноша, – усмехнулся Глебов.
– Давай‑ка подробнее про осеннюю операцию! – сказал Милютин.
– Я вам уже несколько раз говорил, что ничего пока не знаю. Меня предупреждают за две недели. Инструктаж по дороге.
– Кто предупреждает?
– Степан.
– Фамилия у Степана есть?
– Явно есть, но я её не знаю. Я даже не уверен, что он вообще Степан.
– Он орк? – спросил Глебов.
– Нет. Человек, – ответил Егор.
– Среди участников групп были орки или эльфы?
– Нет. Я ведь это тоже не раз говорил – только люди.
Некоторое время Милютин и Глебов молчали. Затем глава столичного КФБ тяжело вздохнул и спросил пленника:
– И что нам с тобой делать? Информации ценной ты нам так и не дал. Время на тебя тратить уже просто жалко.
– Я рассказал всё, что знаю. Честно.
Неожиданно Глебов встал, протянул руку в направлении Егора и сделал резкое движение ладонью, будто что‑то выбросил в допрашиваемого. Пленник тут же обмяк, потерял сознание и едва не упал со стула.
– И ведь не врёт, – вздохнув, сказал Глебов, глядя на Егора и продолжая делать пассы рукой. – Я чувствую, что не врёт гадёныш.
– А если закрылся? – спросил Милютин.
– Шанс есть, но тогда он просто суперспециалист, и уровень у него далеко не восьмой. Я чувствую, как он боится, иногда до паники, но ни разу мне не показалось, что он врёт. А закрываться избирательно может далеко не каждый. Да и в голову мы к нему уже три раза лазили – и всё без толку.
– Если всё так, как Вы говорите, то и пытать его бесполезно, – вздохнул Иван Иванович.
– Абсолютно, – согласился Глебов.
– Но не можем же мы его взять и отпустить или расстрелять! – воскликнул Милютин. – Это единственная ниточка, которая связывает нас с похитителями детей. Да и Александр Петрович мне этого не простит – такой переполох в Москве, и всё просто так?
– Полностью с Вами согласен, Иван Иванович. Упускать такую возможность нельзя. Надо заставить его с нами сотрудничать, ждать отмашки на операцию в Москве, а там уже по обстоятельствам что‑то предпринимать.
– Проблема в том, что пока он у нас в подвале, ему не сообщат деталей операции, а если его отпустить, то дать стопроцентной гарантии, что он не сбежит, я не могу. Я и пяти процентов дать на это не могу. А ограничить его в передвижениях нельзя, это может вызвать подозрение у его нанимателей. Но если не ограничивать, то как ни следи, сбежать он сможет в любой момент. Не мне вам это рассказывать. Замкнутый круг!
– Да, ситуация не самая приятная, – согласился Глебов. – Но мы ещё не испробовали способ Александра Петровича.
– К сожалению, мне он его детали не раскрыл.
– Мне тоже.
– А было бы очень интересно узнать. Я вот совершенно не представляю, что тут можно предпринять. С ним ведь нельзя ничего сделать. Всякое воздействие на него будет заметно любому сильному одарённому или лекарю. Ведь всё это отражается на ауре – любое наложенное заклятие. Единственная возможность – это заставить… – Милютин запнулся, подбирая слова. – Даже не заставить, а как‑то уговорить его сотрудничать. Но я не представляю, как это сделать.
– Я тоже. Но у Александра Петровича есть план. Он попросил привезти сто пятьдесят миллилитров крови этого выродка.
Глебов переложил Егора на стол, удостоверился, что наложенное заклятие надёжно удерживает пленника в бессознательном состоянии, после чего достал из стоящего возле стола чемоданчика систему для забора крови, жгут и спирт. Обработав кожу на внутренней части локтевого сгиба и перевязав жгутом руку, Родион Степанович выбрал подходящую вену и приступил к забору крови.
– Кстати, Родион Степанович, Вас не смущает вот это «привезли и сдали в распределитель»? – спросил Милютин, наблюдая за процессом.
– Есть немного, – ответил Глебов. – Как‑то всё слишком просто с его слов. По уму не мешало бы во всём этом разобраться. Что за легенда у него была? Почему в центрах ничего не заподозрили? Ведь его оформили. Но на основании каких документов? Слишком много вопросов.
– Не мешало бы разобраться, да, – согласился Иван Иванович. – Но не вызвав подозрений у эльфов и орков, сделать это не получится.
– Значит, нам остаётся надеяться, что Александр Петрович придумал что‑то очень действенное, – сказал Родион Степанович, глядя, как заполняется контейнер с кровью.
*****
Кесарь Романов больше часа находился в храме родового источника. Он стоял с закрытыми глазами, опершись руками на артефакт источника – куб из чёрного карельского гранита. Длина граней идеально обработанного камня была чуть больше метра. Артефакт, как это обычно бывает, стоял прямо на земле, а на нём самом располагалась средних размеров чаша из чёрного агата.
Чаша светилась изнутри, а в воздухе над ней висел небольшой сгусток огненной плазмы размером с большой кулак. Время от времени по кубу и по самому кесарю пробегали плазменные разряды. Романов не обращал на это внимания – он впитывал энергию от родового источника.
Строго говоря, этот источник не был родовым в полном смысле этого слова – он давал силы и защиту лишь четвёртому поколению той ветви Романовых, к которой принадлежал кесарь. Их первоначальный источник располагался в небольшом имении под Гатчиной. Когда в одна тысяча восемьсот двадцать восьмом году магия покинула Землю, тот древний источник угас, но Романовы, в надежде, что когда‑нибудь всё вернётся, следили за этим местом вплоть до революционных событий начала двадцатого века.
В период трёх революций и в годы Гражданской войны поместье сильно пострадало, было разрушено почти наполовину, но всё же до Великой Отечественной войны достояло – в двадцатые годы в отремонтированном дворце располагался военный госпиталь, а затем пионерский лагерь. Но к сожалению, фашисты, тоже разместившие там госпиталь, при отступлении всё подожгли. Так как пожар был большой, а особой исторической ценности здание не имело, то его не стали ни тушить, ни позже восстанавливать.
