Волк почему-то заскулил, словно хотел предупредить или отозвать его, однако сигнал этот прозвучал поздно — рука сама выбила дробь по стеклу.
В комнате послышался шорох, скрип половиц, тлеющая свеча, несомая невидимой рукой, медленно двинулась к окну. Ражный отошёл в темноту, туда, где скулил волк, однако его уже не было. Огонёк приблизился к стеклу, радужно отразился в нем и вместе с отворёнными створками вырвался наружу. — Кто здесь?..
Он увидел полуосвещённый профиль её лица и ощутил поток тепла, маревом вытекающий из окна. Щемящие воспоминания Пира Радости — сумасшедшая скачка на лошадях, её сине-белый плащ, летящий по ветру, ледяная вода затаённого лесного озера — все встало так ярко, что помимо воли Ражный сделал шаг вперёд, но в следующее мгновение горьким комом, словно изжога, выкатился и замутил сознание образ мирской девственницы Мили.
Он не готов был к встрече с суженой… Через минуту окно закрылось, свеча потухла и все погрузилось в мрак. Ражный ушёл к старому забору, сказал тихо:
— Пойдём, Молчун…
Показалось, он откликнулся где-то на территории турбазы — негромкий скулящий голос волка слышался явственно, и Ражный, перебравшись через островерхую решётку, позвал ещё раз. Странно, однако Молчун на сей раз отозвался от дома Гайдамака и не бежал на голос вожака, как было всегда, а словно призывал к себе. Карабкаться назад через изгородь он не стал — разогнул прутья и протиснулся в дыру. На некотором отдалении он обошёл дом вокруг, выбрался за обветшавший забор, оставшийся от пионерского лагеря, и там уже позвал громче, не слыша, а чувствуя, что во всем обозримом пространстве волка нет.
Было подозрение, что он все-таки забрался на территорию туристического комплекса, где мог перепугать людей или, хуже того, попасть на глаза охране, которая здесь наверняка с оружием. Ражный вернулся к решётке, отыскал дыру, но едва пролез в неё, как услышал шепелявый, но грозный сторожевой свист.
От белеющих в темноте конюшен к нему шёл Гайдамак.
Семь прошедших лет никак уже не отмечались на лице инока давно окаменевшем и превратившемся в старческую маску.
— Здравствуй, инок, — сухо произнёс Ражный. — Я внук Ерофея…
— Да узнал, — откашлявшись, прогудел Гайдамак. — По голосу узнал… Кого звал-то?
— Ты волка не видел?
— Вон там что-то в кустах шевелилось, — инок указал крючковатым пальцем. — Может, волк, а может, человек… Но ты же не за волком сюда пришёл?
Ражный отмолчался, всматриваясь в кусты. Гайдамак напирать не стал, но уязвил с другой стороны.
— Слыхал я, со Скифом сходился на ристалище?
— Было дело…
— Что это боярин молодых араксов с иноками сводить начал? — будто бы осудил Гайдамак. — Воля, конечно, его, да ведь не по правде так… Но главное, ты в кулачном его взял. И он от такого поражения до сих пор отойти не может, пластом лежит.
Показалось, будто обрадовать хотел инок, однако не заметил интереса и будто подломился.
— Ты прости меня, внук Ерофеев, — сказал, не подымая тяжёлых бровей. — Правнучку лишил судьбы женской и тебя — невесты… Сотни раз выходил на ристалища, таких дошлых поединщиков ломал, таких ретивых бойцов в бараний рог гнул. И чем больше видел ярости в сопернике, тем беспощадней становился… И с тобой так же обошёлся… Обездолил правнучку. Посмотрю на неё — болит сердце… Послушай меня, араке, обиды прежней не держи, пойди к ней. Или был уже?
— Мне завтра в Судной Роще стоять, — в ответ на покаяние признался Ражный.
Гайдамак опустил плечи, ссутулился.
— Невесёлая у тебя дорога нынче… А знаешь, за что ответ держать?
— Знаю…
Инок снова показал на кусты.
— Там видел волка… Думал, собака такая, ночью-то все кошки серы… Какой-то человек подманил его, взял на поводок и увёл.
— Не может быть! — вырвалось у Ражного.
— Да как не может?.. Может.
Ражного внезапно осенило: Молчуна приманил Герой! Никто больше не смог бы увести его за собой.
Презрев дороги, Ражный пошёл через леса, напрямую к строящемуся газопроводу, и незаметно перешёл на бег. Он не заботился об ориентации и направлении, зная, что миновать траншею с трубами невозможно, в какую бы сторону ни шёл; она, как граница, окружала любое пространство, где жили люди.
Скоро он и в самом деле остановился на берегу рукотворной реки и увидел ярко-жёлтую технику и вспышки электросварки. Витюля приваривал к трубопроводу плеть, только что опущенную в траншею.
Заслоняясь рукой, Ражный приблизился к нему и похлопал по плечу.
— Герой! Где волк?
Тот варил самозабвенно, ничего не чувствовал и не слышал. Пришлось толкнуть сильнее.
— Верни Молчуна, Витюля!
Сварщик упал на колени, но не выпустил держака, и даже дуга не прервалась, выдавая его высокий профессионализм. Тогда Ражный рванул его за робу, сдёрнул маску с лица.
— Где волк?
На чёрной, закопчённой физиономии возникла смесь ярости и недоумения.
— Да пошёл ты!..
Он был очень похож на Героя…
— Погоди, а где же Витюля?
— Какой Витюля?
— Герой!
— Отвали со своим Героем! Не мешай работать!
И вновь зажёг сварочную дугу.
Ражный отошёл в сторону, проморгался от схваченных «зайцев» и заметил ещё одно зарево. Прыгая по трубам, он добрался до сварщика и без всяких сорвал с него маску. На красной и хорошо подкопчённой роже возникло недоумение.
— Верни Молчуна! Башку оторву! И этот был невыносимо похож на Героя, но разинул чёрный рот и заорал:
— Тебе чего, мужик?! Не видишь, на рекорд иду?! Ходят тут, бездельники!..
— Витя, ты меня узнаешь? — попытался он заглянуть в глаза.
— Кого узнавать-то?!
— Меня!.. Мы же с тобой… сегодня днём встречались!
— Ну, блин! Какие-то полудурки тут ещё ходят! — возмутился тот. — Я варю. Видишь, варю!!
Тогда он отскочил в темноту и огляделся. По всей нитке газопровода сверкали огненные сполохи, напоминая тяжёлый оборонительный бой против незримого противника. К следующему сварщику, соединяющему трубы в плети на бруствере траншеи, Ражный зашёл спереди, вырвал огненное жало и сдёрнул маску.
— Витюля?!
— Ну? — испуганно затрепетал он.
— Где Молчун?!
— Какой молчун?..
Ражный врезал ему слегка, но между глаз. Сварщик рухнул в траншею, заполз под трубы. — Не знаю!.. Не убивайте! Ничего не знаю!..
— Ты же Витюля?
— Ну я Витюля…
— Верни волка! Куда ты спрятал его? Опять в свою каморку?
— Я электроды брал, волка не брал, — уже откровенно заревел сварщик.
Герой даже в самые трудные времена не был таким плаксивым и жалким. Ражный понял, что в очередной раз ошибся, однако почувствовал, как начинает обрастать шерстью.
— Прости, брат, — сказал он в траншею и пошёл вдоль неё.
