Она росла до тех пор, пока стала уже не тенью, а каким-то гротескным контуром.
Вдруг он понял, что просто-напросто его тень оказалась целиком покрыта тенью его преследователя: покрыта, поглощена, затенена, покорена.
И тут на какой-то миг его охватила чудовищная паника, там, на безликой равнине, по которой он убегал.
Он знал, что теперь это была уже его собственная тень.
Проклятие, которое преследовало его, уже не скрывалось у него за спиной.
Он знал, что сам стал своим собственным проклятием.
И узнав, что ему наконец удалось догнать себя, он громко рассмеялся, хотя хотелось ему скорее взвыть.
Когда он проснулся, он куда-то шел.
Он шел по закрученной в спираль тропе, лепившейся к стене Адова Колодезя.
И по ходу дела оставлял он позади полоненные огни.
И снова каждый из них кричал ему, когда он проходил мимо:
— Освободите нас!
И медленно начали подтаивать ледяные грани его рассудка.
Освободите.
Множественное число. Не единственное.
Так они не говорили.
И он понял, что идет не один.
И ни одной из пляшущих, мерцающих форм не было рядом с ним.
Те, кто были в заточении, там и оставались. Освобожденные им куда-то делись.
И он карабкался вверх по высокой стене колодца, и факел не освещал ему дорогу, и, однако, он видел ее.
Он видел каждую деталь каменистой тропы, словно выбеленной лунным светом.
И он знал, что глаза его не способны на подобный подвиг.
И к нему обращались во множественном числе.
И тело его двигалось, хотя он ему этого и не велел.
Он попытался остановиться, замереть.
Он по-прежнему шел по тропе, и губы его зашевелились, складывая звуки в слова.
— Ты, как я погляжу, проснулся. Доброе утро.
На вопрос, который тут же возник у него в мозгу, незамедлительно ответил его собственный рот.
— Да; ну и как ты себя чувствуешь, когда обуздали уже тебя самого — и внутри собственного тела? Каково испытать на себе бич демонов?
Сиддхартха сформулировал еще одну мысль:
— Я не думал, что кто-нибудь из вашего племени способен приобрести контроль надо мной против моей воли — даже и во сне.
— Честно признаться, — был ответ, — я тоже. Но с другой стороны, я имел в своем распоряжении объединенные силы многих из нас. Казалось, что стоит попробовать.
— А что с другими? Где они?
— Ушли. Постранствовать по свету, пока я не призову их.
— Ну а те, которые остались обузданными? Бели ты подождешь, я мог бы освободить и их.
— Какое мне до них дело? Я-то теперь свободен и снова при теле! На остальное наплевать!
— Значит, как я понимаю, твое обещание помощи ничего не стоит?
— Не совсем, — ответил демон. — Мы вернемся к этому, ну, скажем, через если не белый, то желтый месяц. Мне твоя идея весьма по душе. Чувствую, что война с богами окажется замечательным развлечением. Но сначала я хочу насладиться плотскими радостями. Неужели ты поскупишься на небольшое развлечение для меня — после веков скуки в тюрьме, в которую ты же меня и засадил?
— Поскуплюсь я на такое использование моей личности.
— Как бы там ни было, придется тебе на время с этим примириться. К тому же у тебя будет возможность насладиться тем, чем наслаждаюсь я, так почему бы тебе спокойно не воспользоваться этим?
— Так ты утверждаешь, что намерен-таки воевать против богов?
— Да, в самом деле. Жалко, я сам не додумался до этого в стародавние времена. Выть может, мы бы тогда избежали обуздания. Может быть, в этом мире не было бы больше богов и людей. Мы же никогда не склонялись к согласованным действиям. Независимость духа для нас естественный спутник личной независимости. Каждый сражался сам за себя в общем столкновении с человечеством. Я вождь — да, это так, но лишь потому, что я старше, сильнее и мудрее остальных. Они приходят ко мне за советом, они служат мне, когда я им прикажу. Но я никогда не отдавал им приказов в битве. Ну а теперь — позже — буду. Новшество очень хорошо поможет против заунывной монотонности.
— Советую тебе не ждать, ибо никакого «позже» не будет, Тарака.
— Почему же?
— Когда я шел к Адову Колодезю, гнев богов носился в воздухе, клубился у меня за спиной. Теперь в мире затерялось шестьдесят шесть демонов. Очень скоро почувствуют боги ваше присутствие. Они сразу поймут, кто это сделал, и предпримут против нас определенные шаги. Элемент неожиданности будет потерян.
— Бились мы с богами в былые дни...
— Но это уже не былые дни, Тарака. Боги теперь сильнее, намного сильнее. Долго был ты обуздан, и все эти века возрастала их мощь. Даже если ты впервые в истории поведешь в битву настоящую армию ракшасов, а я поддержу тебя могучей армией людей, даже и тогда не будет никакой уверенности в том, кто победит. И если ты сейчас промедлишь, то упустишь свои шансы.
— Мне не нравится, когда ты говоришь со мной об этом, Сиддхартха, ибо ты беспокоишь меня.
— К этому я и стремлюсь Пусть ты и могуч, но когда ты встретишь Красного, он выпьет из тебя глазами всю твою жизнь. И он придет сюда, к Ратнагари, ибо он преследует меня. Появившиеся на свободе демоны — указка, подсказывающая ему, куда идти. И он может привести с собой и других. Тогда может статься, что даже все вы не окажетесь для них достойным соперником.
Демон не отвечал. Они уже вылезли из колодца, и Тарака, отмерив последние две сотни шагов, добрался наконец до огромной двери, которая теперь была распахнута настежь Он выбрался на наружную площадку, поглядел с нее вниз.
— Ты сомневаешься в могуществе ракшасов, Бич? — спросил он. — Смотри же!
И он шагнул с площадки.
Они не упали.
Они поплыли, как те листья, что он бросил вниз — давно ли?
Вниз.
Они приземлились прямо на тропинку, преодолев по воздуху полпути вниз, с горы, называемой Чанна.
— Я не только укротил твою нервную систему, — объявил Тарака, — но и пропитал все твое тело, окутал его энергией самого своего бытия. Так что присылай ко мне этого Красного, который выпивает жизнь глазами. Я с удовольствием встречусь с ним.
— Хоть ты и можешь разгуливать по воздуху, — ответил Сиддхартха, — говоришь ты вещи весьма опрометчивые.
— Недалеко отсюда, в Паламайдзу, находится двор Князя Видегхи, — сказал Тарака, — я присмотрелся к нему на обратном пути с Небес. Как я понял, он обожает игру. Стало быть, туда и держим путь-дорогу.
— А если поиграть явится и Бог Смерти?
— И пусть! — вскричал Тарака. — Ты перестал забавлять меня, Бич. Спокойной ночи. Спи дальше!
И на него опустилась легкая, как вуаль, темнота и гнетущая, словно свинцовая, тишина; первая из них сгущалась, вторая рассеивалась.
