- Вы уверены, Магистр Анно? Что вы можете сказать о возможностях береговой обороны ивирцев?
- Вероятно, она способна доставить нам определенные сложности, но ничего, с чем имперский флот не справился бы. Напомню, что большинство ивирских береговых укреплений построено еще в конце прошлого века и оснащено орудиями тех же времен. Наибольшая опасность исходит от минных заграждений, которые обязательно встретятся нам на пути. Но эта угроза нам известна, она предсказуема и привычна, и мы знаем, как с ней бороться.
- Что вы можете сказать нам об уровне подготовки ивирских войск и об их вооружении? Ходят упорные слухи, что агинаррийский Сегунат втайне снабжает ивирцев оружием.
- Я не сомневаюсь в том, что так и есть, - заявил Дориаль Анно, воинственно выпятив бороду. - Напомню, что все корабли ивирского флота были проданы султану Ажади Агинаррой. Между ними существует договор о поставках оружия, и мы знаем об этом. Но судьба упомянутых кораблей показывает, в какой мере ивирцы умеют пользоваться тем, что продают им северяне. Господа, вы должны понимать - никакое оружие само по себе не способно выиграть войну. Иначе говоря, для победы мало иметь самые большие пушки, нужны также самые меткие артиллеристы. Таких людей в ивирских вооруженных силах либо нет, либо очень мало. Их боевой дух также невысок, власть султана за последние двадцать лет значительно ослабла, армия плохо оснащена и ненадежна, а ивирская знать соперничает друг с другом. Повторю - наша победа несомненна, господа, и не будет стоить нам больших потерь. Я надеюсь лишь на то, что ивирские правители капитулируют достаточно быстро, избавив свой народ от бессмысленных страданий и жертв. Вот все, что я имею сказать вам в ответ на ваш вопрос, прайм-канселиор.
- Благодарю вас, Магистр Анно, - вежливо кивнул Темплен.
Магистр удалился - само собой, провожали аплодисментами и его. Больше желающих высказаться не было, да и зачем - все уже сказано. Если Темплен полностью расписал сценарий этой пьесы, очевидно, он не видел смысла чрезмерно ее затягивать, поэтому перешел собственно к главному действию.
- Голосование будет открытым, господа, - сказал он. - Процедуру вы знаете. Каждому из вас выданы два жетона, черный и золотой. Золотой означает "За", черный - "Против". Голосуя, вы должны поставить на жетоне свое имя и подпись. Напоминаю, что жетон без подписи при подсчете голосов не учитывается. Господа, прошу вас голосовать.
Зал зашевелился; Дэвиан без малейшего интереса наблюдал за тем, как люди, вершившие судьбы Ксаль-Риума (или думавшие, что вершат), бросают жетоны в прозрачные кубические урны, которые служители в одинаковых костюмах пронесли вдоль рядов. Сверху снова засверкали вспышки фотокамер, журналисты строчили в блокнотах или тихо спорили между собой. Фионелла стояла вполоборота к какому-то длинному субъекту с усами, который, оживленно жестикулируя, что-то говорил ей; на красивом лице девушки был нарочитый интерес, какой обычно изображает человек, слушающий собеседника вполуха. Что это за фрукт, интересно?
Когда с процедурой голосования было закончено, урны поднесли к подиуму; здесь же осуществлялся подсчет. Все жетоны высыпали на специальный стол, и сразу стало видно, что золотой цвет доминирует; черные жетоны были как маленькие островки в золотистом море. Это зрелище не вызвало у Дэвиана Каррела сильных эмоций. Ксаль-Риум хотел войны и получил ее.
Несмотря на то, что результат был уже ясен, требовалось подсчитать голоса прежде, чем делать официальное объявление. Под взглядами журналистов и зорким оком фотокамер несколько прево начали сортировать золотые и черные жетоны. Те, что выдавались для голосования элигендам из Народной Палаты, выглядели непритязательно - простые квадратики цветного картона. Прево тщательно проверяли каждый, те немногие, на которых не было имени и росписи в отмеченных графах, тут же отправлялись в отдельную корзину для недействительных. Остальные распределялись в две другие, черные отдельно от золотых, и имена проголосовавших "За" или "Против" тут же записывались в специальные книги.
Так же проходил и подсчет голосов Сената, но жетоны сенаторов, украшенные гербами и позолотой, выглядели более внушительно. Прежде подсчет начали бы с Сената, и если решение было "против", считать голоса Народной Палаты уже не имело смысла. Но сегодня преумущество сенаторов перед элигендами свелось к тому, что каждый их голос считался за два. Сейчас, однако, и здесь все было очевидно: Сенат и Палата проявили поразительное единодушие, среди сенаторских жетонов черных почти не было.
По завершении счета, что заняло некоторое время, книги с именами поднесли на подпись, соответственно, куратору Палаты и прайм-канселиору. Поскольку голосование было открытым, позднее книги элигендов будут представлены прессе, дабы граждане Империи могли узнать, за что высказались избранные ими представители. Сенаторы были от этого избавлены, их книги оставались доступны только им самим, прайм-канселиору и Императору.
Наконец, наступил кульминационный момент представления. Старший среди прево приблизился к прайм-канселиору, держа в руках лист бумаги.
- Результаты подсчитаны, господа, - объявил он. - Общее число голосов "За" среди Сената и народной палаты - четыреста девяносто два. Общее число голосов "Против" - пятьдесят один. Не участвовали в голосовании среди элигендов - семнадцать человек, среди сенаторов проголосовали все.
По залу вновь прокатился рокот - волной, словно море внезапно поднялось приливом. Когда Орас Темплен вновь поднялся на трибуну, вспышки фотокамер заметно участились.
Прайм-канселиор повторил обязательную процедуру - поклонился в сторону императорского трона:
- Ваше Императорское Величество. Ваши Высочества, - затем повернулся к залу. - Братья сенаторы. Господа элигенды. Решение принято и будет направлено на утверждение Императора.
Последняя стадия. Решения Сената и Палаты все еще нуждались в одобрении Императором. Эдикты, изданные Императором, не нуждались в утверждении сенаторов и элигендов; другое дело, что трудно было вспомнить без подсказки, когда Император в последний раз пользовался своей привилегией. Даже дед, Атавир Первый, заручился поддержкой сенаторов и элигендов перед объявлением войны Агинарре, и в тот раз результат был далеко не столь однозначен. Насколько помнил Дэвиан, из пятисот шестидесяти голосов всего триста были "за".
Появились еще два человека - прево в камзоле и гвардеец при полном параде. Первый нес черную, перевязанную золотым шнуром папку, второй - черно-золотой же ларец, запертый на замок. Прево проследовал к Орасу Темплену, который принял у него папку, раскрыл и поставил размашистую роспись на бумаге внутри. Гвардеец с ларцом поднялся к самому императорскому трону и с поклоном вручил свою ношу Велизару III. Тот отпер ларец ключом, который, согласно обычаю, всегда хранил при себе, явив миру, то есть, журналистам наверху, Императорскую Печать. Приложение печати к эдикту и означало его утверждение Императором.
