Их было семеро. Разношерстная компания неслась на коньках по руслам замерзших ручьев. Вопя во все горло просто так, для пущего удовольствия, дети пробивались сквозь заросли ивняка и иных, забрызганных глинистой жижей кустарников. Кончилось тем, что от их криков кобыла Элайры попятилась назад и чуть не встала на дыбы.
Лошадиное ржание, раздавшееся вдруг среди болот, разом оборвало веселье. Детские головы, едва видимые за серебристыми кленами, настороженно повернулись. Где-то рядом тревожно защебетала синица-гаичка. Ребятня со всех ног бросилась под прикрытие густых кустарников, пытаясь на бегу успокоить самых младших, которые с перепугу начали плакать.
— Не бойтесь! — крикнула им Элайра.
Болото не ответило ей эхом. Сейчас оно казалось совершенно безжизненным. В лужах застыла оловянного цвета вода, окаймленная черной торфяной кромкой. Холмики и бугорки, будто солью, были присыпаны изморозью. С тихим шуршанием сыпалась ледяная крупа. Даже осока перестала шелестеть.
— Не бойтесь! — повторила Элайра. — Я не причиню вам вреда. У меня нет оружия.
— Покажи, — крикнул в ответ мальчишка-подросток, у которого, видно, совсем недавно перестал ломаться голос. — Сними плащ.
Элайра тихо выругалась. Она вспотела от ходьбы и теперь должна была подставлять себя пронизывающему холоду. И все же девушка расстегнула и скинула тяжелый шерстяной плащ. Конечно, ее неблагодарной кобыле именно сейчас понадобилось тряхнуть гривой и добавить хозяйке новую порцию влаги.
У младшей послушницы не было никакого оружейного пояса — только вязаная шерстяная сумка. Единственными металлическими предметами на Элайре были три талисмана, сделанные из медных монет. Никакой защиты они не давали, но она носила их в память о своем уличном воровском детстве. И еще — охотничий нож, которым она в последний раз срезала ветки для силков, несмотря на все ее ухищрения так и оставшихся пустыми. Пустым оставался и желудок Элайры.
— Повернись спиной, — велел ей мальчишка. Элайра вытянула руки и повиновалась, хотя колючки тут же вцепились ей в одежду.
— Мне и нужно-то всего — выспаться в сухом месте и пополнить запасы съестного. — Преодолевая дрожь, от которой стучали зубы, она добавила: — Я могу заплатить.
Ребята начали вылезать из укрытия. Судя по возрасту, младшим было лет по десять, а старшим перевалило за семнадцать. Румянец на щеках был единственной яркой краской. Одежду местные жители шили из некрашеной кожи, меха и домотканого льняного полотна, и цвета она была серовато-желтого, в тон природе этих унылых мест. Элайру удивило, что при замызганной одежде волосы ребят были чистыми, аккуратно расчесанными или заплетенными в косицу. У каждого на шее висел талисман из перьев, предохранявший, как верили, от утопления.
Посчитав, что она достаточно показала свои дружественные намерения, Элайра вновь набросила плащ, успевший стать неприятно холодным. Глядя в широко раскрытые от любопытства ребячьи глаза, она сказала:
— Идемте. Ведь ваша деревня где-то поблизости?
Ребята увели Элайру прочь с тропы. Теперь их молчаливость сменилась оживленной болтовней. Вслушиваясь в их говор, Элайра решила, что эти мальчишки — потомки крестьян, которых мятеж согнал со своих мест, или ссыльных. Кто теперь узнает, за какой мелкий проступок их предки были изгнаны из прибрежных поселений? Одни обретали себе пристанище в болотах, другие — в горах или иных глухих местах, слишком непривлекательных, чтобы на них могли посягнуть кланы остатков родовой аристократии. Обитатели подобных задворок Этеры всегда жили впроголодь и отличались замкнутостью, но гостеприимство здешних людей не шло ни в какое сравнение с чопорным гостеприимством богатых городских семей.
К тому времени, когда Элайра увидела глинобитные хижины с соломенными крышами, на ее кобыле восседали двое мальчишек и девочка. Все трое замирали от восторга, стараясь не задеть лошадиные бока лезвиями своих костяных коньков.
Из хижин стали появляться жители болотной деревни.
Тощие, сморщенные, будто корни болотных трав, эти люди поначалу казались суровыми и неприступными. Но они умели быть гостеприимными. Узнав, что Элайра безоружна, взрослое население деревни, как и семеро ребят, тепло приняло ее. Не прошло и часа, как ее кобылу поставили в загон из плетеного ивняка. Сама Элайра, блаженствуя после мытья, сидела возле очага, где горел торф, и потягивала чай из тех самых трав, что совсем недавно цеплялись ей за одежду. Вокруг сгрудились дети. Одни расспрашивали гостью о том и о сем, другие вдохновенно резались в бабки — игру, которой только что научила их Элайра. Самый маленький, кому игра еще была неинтересна, ползал по полу у ее ног. Малышу не давали покоя шнурки Элайры. Подхватив их за концы, он пытался засунуть шнурки в рот.
— А ну, выплюни!
Элайра потянулась, чтобы перенести ребенка подальше от предмета искушения.
— Не думаю, что от грязи они стали вкуснее.
Малыш обиженно закричал. Словно в ответ, с улицы тоже раздался крик, громче и мощнее детского.
Элайра вскочила на ноги. Крик повторился. Вне всякого сомнения, это кричала хозяйка дома, вышедшая за водой. Элайра усадила малыша на скамейку. Остальные ребята, словно кролики, мгновенно попрятались между связками камыша, предназначенного для плетения корзин. Беда была знакома каждому из них, и потому даже маленькие дети не позволяли себе захныкать. Сжимая кристалл, что висел у нее на шее, юная колдунья перескочила через раскиданные по полу бабки и бросилась наружу, в холод зимнего вечера.
Здесь Элайра остановилась. Она слышала, как за спиной, скрипнув на кожаных петлях, закрылась дверь. Пока привыкшие к теплу ноги вновь цепенели в слякотной жиже, Элайра пыталась определить, что же могло случиться. Хозяйка дома по-прежнему находилась там, где из-под земли бил источник теплой воды. И она по-прежнему кричала: неистово, пронзительно, словно была чем-то смертельно напугана.
Снежная крупа прекратилась, а ветер принес с собой непонятный, острый запах. Элайра заморгала, чувствуя, что у нее неладно со зрением.
Повсюду лежали тени, острые, будто лезвия кинжалов, и какие-то неестественно синие. От хрустальной белизны снега болело в глазах. Далекие заросли кустарников вдруг стали совсем близкими; казалось, до них можно добраться за один прыжок. Клены, болотные дубы и ивы приобрели непривычную ясность очертаний, даже их верхние ветви были отчетливо видны. Элайра глотнула воздух и тут поняла, что туман пропал. Исчез. То был первый бестуманный, ясный вечер. Магический кристалл выскользнул у девушки из пальцев, когда Элайра запрокинула голову, чтобы увидеть небо.
