Эта надежда какое-то время согревала девушку, заставляя ее двигаться вперед. Теперь Латона шла по узенькой улочке без фонарей. Свет лампы, которая висела на углу, был слишком слабым и вскоре остался позади. Под ногами клубился густой туман. Девушка, сама того не осознавая, ускорила шаг. Достигнув конца улицы, она подавила вздох облегчения. Перед ней возвышались железные конструкции крытого рынка.
На ржавой вывеске виднелась надпись «Spitalfields Market» — рынок Спитлфилдз. Свое название этот рынок, где можно было купить всевозможные овощи и фрукты, получил благодаря аббатству, монахи которого еще в Средневековье основали здесь госпиталь Святой Марии — St. Marys Spital. Значит, эта часть города уже тогда считалась районом бедняков? Несомненно. Тут собирались те, кто хотел перебраться в богатый Лондон, но так и не смог попасть за стену, окружавшую Лондонский Сити. Этим людям приходилось селиться здесь, у городской стены, в восточной части города, куда ветер сносил дым и чад из печных труб. Именно в такую тихую, безветренную погоду, как сейчас, когда туман полз вверх по стенам домов, угольная пыль оседала и становилось трудно дышать.
Латона шла вдоль пустых прилавков. По углам рынка громоздились высокие мусорные кучи из старых ящиков, размокшей газетной бумаги и гнилого товара. Бездомные собаки рылись там в поисках чего-нибудь съедобного. Днем рынок выглядел куда более привлекательно. Его прилавки заполнялись горами разноцветных овощей и фруктов, между которыми бродили толпы веселых и шумных покупателей. Сейчас же стеклянные и стальные конструкции тонувшего в темноте зала навевали мрачные мысли, от которых по спине Латоны пробегали мурашки.
Девушка пошла дальше и пересекла Коммершиал-стрит, южная часть которой относилась к Уайтчепелу. Впереди возвышалась церковь Христа, украшенная широкими колоннами и массивным порталом. Колокольня церкви немного напоминала Триумфальную арку и заканчивалась высоким шпилем. Из паба на углу доносились громкие крики и заливистый смех. «The Ten Bells» [12], — прочитала Латона, присмотревшись к едва заметной надписи над дверью. Теплый свет, струившийся из окошек паба, манил девушку. Она подходила все ближе, пока не стали слышны отдельные голоса.
— Ба, Энни! Давно не виделись. Иди сюда, выпьем по рюмке джина, — крикнул мужчина с кружкой пива к руке.
Женщине, к которой он обращался, было за сорок. Она повернула к нему широкое лицо, обрамленное нечесаными грязными прядями темных волос, а затем подошла и села рядом. Получив рюмку джина, Энни одним глотком осушила ее содержимое. Мужчины вокруг нее засмеялись.
— Видать, замерзла, Чэпмен? — ухмыльнулся один из них.
— Да, замерзла и устала как собака, — кивнула Энни. — Пойду посмотрю, если ли у старой ведьмы с Трол-стрит свободная кровать.
Она широко зевнула, показывая пожелтевшие зубы.
— Может, тебе лучше пойти к Джону и детям? — предложил второй, лицо которого скрывала густая борода.
— Ты прекрасно знаешь, что мы развелись, — сверкнув глазами, ответила Энни.
— Он вышвырнул тебя, — закивал головой тощий мужчина, стоявший справа от нее. — Теперь твой муж — Папаша Джин. Да, этот старик разрушил не одну семью.
— Ну и что? — буркнула Энни, опрокинув еще одну рюмку.
— Но я слышал, Джон Чэпмен — порядочный извозчик, который не оставит жену без единого пенса. Сколько он дает тебе, Энни? — спросил тот, который угощал ее джином.
— Десять шиллингов в неделю, — угрюмо ответила женщина. — Мне этого не хватает!
— Охотно верю, — сказал бородатый, кивая в сторону пустых рюмок. — Но достаточно на сегодня. Мне тоже грех сорить деньгами.
— Можешь купить у меня что-нибудь, — предложила Энни и показала на грязноватый узелок, валявшийся у ее ног.
— Искусственные цветочки и вязаное тряпье? Нет уж, спасибо, — усмехнулся бородач.
— Это еще не все, что она может предложить, — засмеялся тощий, кладя руку на колено женщины.
Латона невольно подошла еще на шаг ближе. Девушка и сама не знала, почему не может оторвать взгляд от этой странной компании и прислушивается к каждому слову.
Энни накрыла ладонь мужчины своей и подмигнула.
— Ты прав. Тебя интересует кое-что другое? Море удовольствия за пару монет?
Тощий убрал руку и покачал головой.
— Несколько минут в темной подворотне? Спасибо, нет. Лучше я пойду домой к жене и улягусь в теплую постель.
На лице Энни проступило разочарование. Мужчина поднялся, бросил на стол пару монет, громко попрощался со всеми и вышел в зимнюю ночь. На пороге паба он чуть не столкнулся с Латоной. Девушка отшатнулась. Мужчина взялся за край головного убора, пробормотал извинение и направился прочь.
Энни тоже встала из-за стола и объявила, что идет спать. Немного покачиваясь, она ступила через порог и прошла в шаге от Латоны, не обратив на нее ни малейшего внимания. Латона с любопытством последовала за женщиной.
Пройдя два перекрестка, Энни свернула с главной улицы в темный кривой переулок. Латона замедлила шаг, но какая-то неведомая сила заставляла ее идти дальше. Неужели это и вправду было всего лишь любопытство?
Свернув еще два раза, женщина остановилась у входа в старое трехэтажное здание и постучала в дверь. Спустя пару минут ей отворили.
— А, это ты, Энни. Заходи.
Из дверного проема выглянула седая старуха с нечесаными полосами и изборожденным морщинами лицом. Оглядевшись по сторонам, она заметила Латону.
— Тоже ищешь, где переночевать? — спросила старуха, тыча в девушку костлявым пальцем. — Тогда заходи к нам.
Похоже, ноги Латоны жили своей жизнью. Пока девушка думала о том, что безопаснее было бы вернуться на освещенную главную улицу, они сами несли ее вперед.
— А что это за дом? — робко спросила она.
— Вижу, ты не местная, — прохрипела старуха. — Это мой ночлежный дом. Переночевать на соломе стоит четыре пенса, на кровати — восемь, а у каната в коридоре — два.
Значит, это что-то вроде постоялого двора для бедняков, сообщим залом, устланным соломой, и комнатками с кроватями для тех, кто мог позволить себе такую роскошь. Латона вошла в коридор следом за Энни. «Почему бы не осмотреться?» — подумала она. Похоже, этот дом все же не был борделем, за который его изначально приняла девушка.
Вонь, сразу же ударившая Латоне в нос, была невероятной. Воздух в помещении был не столько теплым, сколько влажным и тяжелым, а от запаха множества немытых тел и испарений, поднимавшихся из выгребной ямы, у Латоны перехватило дыхание. Девушка попыталась подавить подступившую к горлу тошноту.
— Где бы ты хотела переночевать? — спросила хозяйка, неотрывая от Латоны алчного взгляда.
