— Я думаю, что есть такая вероятность.
Светка перебрала листки, прочитала ещё пару стихов. «Волшебство сработает в темноте». «Надо только пригубить бокал вина». «Проснусь в незнакомом месте навстречу дню». Это можно было понять определенным образом, если хотеть так понимать.
Горгона очень хотела ей помочь. Она ни на минуту не заподозрила, что Светка выдумывает, мистифицирует или сходит с ума. Она сразу решила, что пробовать ещё раз может быть слишком опасно, и она же моментально поняла очевидное: алкоголь срабатывает, если Светка засыпает. А раз нечто произошло и может произойти снова, значит, самый простой способ, не рискуя, узнать что-то об этом явлении — найти тех, кто с ним уже сталкивался. «Никто не признается», сказала Светка. «Мы найдём по косвенным признакам и прижмём к стенке», сказала Горгона.
Получалось так, что вот, она нашла по косвенным признакам, и теперь ей, Светке, придётся идти и прижимать к стенке.
— Для начала просто напиши, что стихи заинтересовали, — сказала Горгона. — Они на лесть падкие, эти творцы нетленки, стоит польстить — пиздец, прилепится как банный лист, и не отвадишь. Я просто зуб даю.
— Ладно, — сказала Светка нейтрально.
— Сейчас, — сказала Горгона и встала, — Ко мне поедем и напишешь.
Порой Светке делалось жутко от того, насколько сильную власть над ней имела Горгона. Природа этой власти была непонятна. Ни разу Горгона не сделала ничего, что бы причинило Светке не то, что боль, а даже значительную обиду. Всегда, когда они не сходились во взглядах и спорили чуть не до криков, Горгона умела остановиться и четко определить: вот тут у нас разница во мнениях, а вот тут мы сами, и нечего сраться из-за какой-то фигни. Она никогда не насмехалась, даже если обнаруживала Светкину младенческую невинность в каких-то областях знания или жизненного опыта, просто рассказывала или давала книжку. Книжек в доме у Горгоны было столько, что тот самый внушительный стеллаж Светкиных родителей как-то померк и съежился, потеряв значимость. Светка осознала, что, хотя она очень много уже прочитала, важнее было то, как много она ещё не прочитала. И о скольких авторах и книгах даже не имела представления. Горгона приглашала Светку на чай и просто в гости, и Светка, глядя на тот дом и тех родителей, сокрушающее быстро и отчетливо осознала, что такое настоящие «манеры», «воспитание» и «культура». Если бы речь шла о другом человеке, ей было бы очень стыдно. Но это была Горгона, поэтому Светка просто брала всё, что ей давали, и старалась не быть неблагодарной скотиной.
Короче говоря, будучи всего годом старше Светки, Горгона была неизмеримо круче по всем вычислимым показателям, но совершенно не делала из этого повод для самоутверждения. Она просто была рядом. Но иногда, в некоторые странные моменты, она брала Светку за виртуальную шкирку и бросала в воображаемую воду, и потом с удовольствием наблюдала, как Светка, отплевываясь и суча лапками, плывёт. Каждый раз Светка понимала, что вполне может отказаться и не делать то, что советует Горгона, но каждый раз делала. Так она поступила в худ-училище, ушла жить к Дракону и начала работать в Артели. И не пожалела… почти не пожалела. Почти ни разу. Вот разве что эльфийское имя…
— Ну что ты боишься, — сказала Горгона неожиданно мягко, глядя на неё сверху вниз. За ней сияло безжалостное майское солнце, обливая жесткими лучами её выразительную фигуру. — Переписка на форуме ни к чему тебя не обязывает. Если договоришься о встрече, я пойду с тобой. Даже если это внезапно окажется реальный мужик, в чём я сомневаюсь, я помогу тебе отболтаться.
— Да, — Светка встала, — Я так-то понимаю, но…
Горгона насупилась, подняла плед и принялась вытряхивать из него песок. Вытряхнула, сложила, кое-как упихала в рюкзачок.
— Если ты считаешь, что я слишком на тебя наседаю… — начала она.
— Да нет, нет! — Светка стремительно покраснела, — Ты права, чего тут такого. Просто, ну, наверное это странно, у человека же может быть просто фантазия и художественные образы, а тут я со своей безумной историей…
— Поверь мне, — сказала Горгона, поправляя лямки рюкзака, — Если автор этих стишков не совсем дурак, он будет прыгать от радости, услышав твою безумную историю. Даже если он просто обычный хреновый поэт с художественными образами.
Светка не видела причин верить, конечно же, но перестала спорить.
Горгона оказалась права насчет лести. Вдвоём они написали осторожный, в меру присыпанный сахаром комментарий к стихотворению про трамвай. Светка придумала формулировку «что-то отзывается в глубине неосознанного». Горгона, умирая со смеху, дополнила намёком на родство душ. Немного попрепиравшись на предмет того, стоит ли «признаться» в своей склонности к писательству, они пришли к выводу, что это будет преждевременно.
— И потом, если я скажу, что я тоже поэт, мне придётся писать стихи, а я не умею.
— Стихи такого качества можно писать, не приходя в сознание, километрами, — ответила Горгона, нажимая на «отправить». Страница перезагрузилась и комментарий повис под текстом стиха.
— Ты, может, и можешь — сказала Светка, — а я больше по части закорючек. Для стихов у меня ума маловато.
Горгона издала губами звучный «пфффф», откинулась на спинку кресла и возвела очи горе (Светка подумала, что Горгона перепутала училища, ей определенно нужно было в театральное), а потом повернулась к подруге и сказала:
— Ты иногда бесишь, сил нет.
Светка моментально начала краснеть. И чтобы перестать испытывать эти мерзкие чувства — вину, страх, обиду — бросилась в бой:
— Да, не все такие самоуверенные, как ты! Тебе, может, всю жизнь говорили, что ты лучше всех и всё можешь, а мне всю жизнь говорили, что у меня руки из жопы и пакля в голове!
— Ты же хорошо училась всегда, — удивилась Горгона, — И сейчас нормас.
— Ага! — воскликнула Светка и изобразила голос своей матери:
— «Не думай, что всю жизнь будешь на хорошей памяти выезжать! Надо учить и соображать, а не просто наизусть пересказывать!». — Она вдруг поняла, что вскочила с пуфика, на котором сидела возле Горгониного кресла и стоит, сжав кулаки, как будто драться собралась. «Блин, выгляжу как дура», — подумала она, плюхаясь обратно. Мрачно добавила:
— И вообще, я ленивая жопа и это… как его… халтурщица.
— Да мы все ленивые жопы, ты чо, — Горгона встала, потянулась, подошла к окну. Там всё ещё был жаркий майский день.
— Знаешь что, а поехали обратно, искупаемся?
— Да ну, вода ещё холодная, и народу толпа. Если купаться, так это надо ехать вечером, когда вся эта толпа с детьми рассосётся.
— Бедному Ванюшке всюду камушки, — рассеянно сказала Горгона. Постояла ещё немного, почесывая одним пальцем пробор на слегка взлохмаченной голове.
— Тогда… — Светка поняла, что в этой голове пошел творческий процесс. Горгона обернулась. — Тогда поедем рисовать. Поборем в себе ленивую жопу, сделаем по полсотни листов набросками.
— Ты с дуба рухнула, по полсотни! — засмеялась Светка.
— Я серьёзен как никогда, мой маленький друг, — ответила Горгона, и Светка поняла, что сейчас они и правда сядут на велики, поедут куда-то и будут делать наброски, пока не наберут по пятьдесят листов каждая.
— По двадцать, — быстро сказала она, вставая с пуфика.
— Договорились, по тридцать, — откликнулась Горгона, ковыряясь в нижнем ящике стола.
— Смотрю я вот на твою прекрасную задницу, — начала Светка, — и хочется мне…
— …дать пинка, — подхватила Горгона, не оборачиваясь, — Но ты никогда этого не сделаешь, потому что я твоя милая котенька и любимая булочка.
— Да иди ты! — Светка топнула ногой почти всерьёз, — Любимая булочка у меня майская с обсыпкой!
Горогона выпрямилась и повернулась со стопкой блокнотов в руках. Серьёзно посмотрела на Светку и спросила:
— Тебя смущают разговоры о чувствах?
Светка мгновенно впала в панику:
— О каких ещё чувствах!
Горгона пожала плечами, сбросила в ящик все блокноты, кроме двух, пяткой задвинула ящик на место и сказала медленно, как будто выкладывая слова аккуратной стопочкой перед собой:
