— Ладно! Раз она прислуживала Давусту, пусть послужит и мне. Пусть возвращается к прежней работе!
Ему не терпелось выбраться наружу. Дышать в камере он уже не мог.
* * *
— Жаль вас разочаровывать, но крепостные стены в нынешнем плачевном состоянии далеко не столь неприступны…
Говорящий умолк на полуслове — в зал заседаний правящего совета Дагоски шаркающей походкой вошел Глокта.
Зал разительно отличался от камеры в подземелье.
«Пожалуй, ничего красивее я в жизни не видел».
Стены и потолок, каждый их дюйм, украшала изящная резьба — переплетающиеся геометрические фигуры пугающей сложности; резной узор обрамлял выполненные в натуральный размер фрески по мотивам кантийских легенд: все они были написаны яркими красками — красной и голубой, все они мерцали золотом и серебром. Пол покрывала восхитительная, замысловатая мозаика. Отполированный до ослепительного сияния длинный стол был инкрустирован пластинами слоновой кости и завитками темного дерева. Из высоких окон открывался впечатляющий вид на пыльную, бурую часть города и сверкающий залив.
Едва Глокта вступил в зал, к нему поспешила с приветствием женщина внешностью под стать великолепной обстановке — она поистине изумительно вписывалась в царящую вокруг роскошь.
— Меня зовут Карлота дан Эйдер, — с легкой улыбкой сказала женщина, протягивая ему руки, как старому другу. — Я магистр гидьдии торговцев пряностями.
Глокта был впечатлен. Хотя бы крепостью ее желудка.
«Надо же — ни тени ужаса на лице. Она приветствует меня, будто перед ней не уродливая, скрюченная, подергивающаяся развалина, а такой же красавец, как она».
Прохладный бриз, веющий из высоких открытых окон, играл ее свободным длинным платьем в южном стиле, отчего голубой шелк с серебряной отделкой искрился и переливался. На пальцах, запястьях и шее магистра дан Эйдер сверкали бесценные украшения. Когда она подошла ближе, Глокту обдало странным сладким ароматом. Будто пряностями, на торговле которыми она, видимо, так сказочно разбогатела. И аромат на него подействовал. Еще как подействовал…
«Что ж, в конце концов, я по-прежнему мужчина. Хоть и в меньшей степени, чем прежде».
— Прошу прощения за свой наряд, но при такой жаре кантийская одежда намного удобнее. Я привыкла к ней за те годы, что здесь живу.
«Ее извинения за свой внешний вид — все равно что извинения гения за свою тупость».
— Это пустяки. — Глокта низко поклонился, насколько ему это позволяли неработающая нога и острая боль в спине. — Наставник Глокта к вашим услугам.
— Мы рады, что вы теперь с нами. Мы так сильно волновались, места себе не находили, когда исчез ваш предшественник, наставник Давуста.
«Подозреваю, что некоторые из присутствующих волновались несколько меньше других».
— Я надеюсь, мне удастся пролить свет на это дело.
— Мы все надеемся… — Карлота непринужденно и уверенно взяла Глокту под локоть. — Позвольте представить вам остальных.
Однако он не двинулся с места.
— Благодарю вас, магистр, думаю, я сам справлюсь.
Глокта прошаркал к столу: пусть не слишком грациозно, зато самостоятельно.
— Вы, полагаю, генерал Виссбрук, ответственный за оборону города.
Генерал — лысеющий мужчина лет сорока пяти в застегнутой до горла, несмотря на жару, парадной форме — буквально лоснился от пота.
«А тебя я помню! Вместе воевали в Гуркхуле. Майор Собственного королевского полка. Редкостный тупица, это все знали. Похоже, ты, приятель, неплохо устроился. Как все дураки».
— Рад вас видеть, — проронил Виссбрук, едва оторвав глаза от документов.
— Еще бы! Всегда приятно возобновить старое знакомство.
— Мы знакомы?
— Сражались плечом к плечу в Гуркхуле.
— Неужели? — Потное лицо генерала исказилось от изумления и ужаса. — Так вы… тот самый Глокта?
— Да, я тот самый Глокта, как вы выразились.
Виссбрук растерянно хлопал глазами.
— Э-э… хм… э-э… Как поживали все это время?
— В му́ке и страданиях. Спасибо, что поинтересовались. Зато вы, смотрю, преуспели, это великое утешение. — Генерал снова захлопал глазами, но Глокта ждать ответа не стал. — Это, должно быть, лорд-губернатор Вюрмс. Большая честь для меня, ваша светлость.
Старик Вюрмс олицетворял собой карикатуру на дряхлость, усохшее тело в просторной мантии напоминало съежившуюся под ворсистой кожицей сливу. На сияющей плеши торчало несколько седых пучков волос, а руки, по-видимому, дрожали даже в зной. Он, щурясь, посмотрел на Глокту слабыми слезящимися глазами и недоуменно спросил:
— Что? Что он сказал? — Вид у лорд-губернатора был озадаченный. — Кто этот человек?
Генерал Виссбрук наклонился к старику через стол и, едва не касаясь губами уха, громко прокричал:
— Наставник Глокта, ваша светлость! Вместо Давуста!
— Глокта? Глокта? А куда, черт побери, подевался Давуст?
На вопрос никто не удосужился ответить.
— Меня зовут Корстен дан Вюрмс.
Небрежно развалившийся в кресле сын лорд-губернатора произнес свое имя, словно волшебное заклинание, а руку для приветствия протянул, словно драгоценный дар. Гибкий и атлетичный в той же степени, в какой был стар и морщинист его отец, белокурый загорелый красавец буквально лучился здоровьем.
«Уже всем сердцем его презираю».
— Если не ошибаюсь, вы когда-то прекрасно фехтовали. — Молодой Вюрмс с насмешливой улыбкой оглядел Глокту с головы до ног. — Я тоже фехтую, но, к сожалению, здесь у меня нет достойных соперников. Может, нам устроить как-нибудь поединок?
«С удовольствием бы с тобой сразился, крысеныш. Если бы у меня действовала нога, я бы устроил тебе поединок! Ты и глазом не успел бы моргнуть, как я бы тебя выпотрошил».
— Да, прежде я фехтовал, но — увы! — пришлось это дело оставить. Здоровье не позволяет. — Глокта обнажил десна в беззубой ухмылке. — Впрочем, я мог бы поделиться с вами кое-какими хитростями, если хотите усовершенствовать свое мастерство.
Вюрмс помрачнел, а Глокта двинулся дальше.
— Вы, полагаю, хаддиш Кадия.
Хаддиш, высокий, стройный мужчина с длинной шеей и усталыми глазами, был облачен в простое белое одеяние и белый, обмотанный вокруг головы тюрбан.
«По виду и не скажешь, что он богаче туземца из Нижнего города, однако в нем чувствуется достоинство».
— Да, я Кадия. Народ Дагоски избрал меня своим представителем, чтобы я говорил от его имени. Только я уже не хаддиш. Священнослужитель без храма — не священнослужитель.
— Долго нам еще слушать о храме? — страдальчески взвыл Вюрмс.
