Древний порт не имел ничего общего с Адуей, где от причалов и трущоб до самого Агрионта бурлила жизнь. Порой Джезалю казалось, что беспокойный родной город слишком суматошен и вот-вот лопнет по швам от наплыва людей, но теперь, при виде редких оборванных горожан Халциса, бродящих по гниющим останкам города, у него не осталось сомнений, какая атмосфера ему все-таки по душе.
— …За время нашего путешествия, мой юный друг, вам не раз представятся возможности для самосовершенствования. Не упускайте их! Особенно советую поучиться у мастера Девятипалого. Думаю, у него вы могли бы многое перенять…
Джезаль едва не присвистнул от удивления.
— У этой обезьяны?
— Об этой, как вы выразились, обезьяне слагают легенды по всему Северу. Правда, на родине Девятипалого зовут Девять Смертей. Его имя повергает в трепет сердца сильнейших воинов: соратникам оно придает мужества, на врагов наводит ужас. Он непревзойденный опытный боец и хитроумный тактик, а кроме того, обладает умением рассказывать меньше, чем ему ведомо. — Байяз искоса взглянул на Джезаля. — Хотя некоторым моим знакомым свойственно обратное.
Джезаль, помрачнев, ссутулился. Ну чему может научить Девятипалый? Разве что есть руками и не мыться неделями.
— Большой форум, — пробормотал маг, когда они проходили мимо огромной площади. — Пульсирующее сердце города… — Даже в его голосе звучало разочарование. — Рынок, театр, место судебных заседаний, арена для философских и политических споров… В Старую эпоху здесь собирались все жители Халциса — яблоку негде было упасть, суета царила до поздней ночи.
Теперь места хватало в избытке. На обширном пространстве толклась жалкая горстка людей, хотя тут свободно уместилась бы толпа в пятьдесят раз большая. Периметр форума опоясывали грязные разбитые статуи на покосившихся пьедесталах, а в центре темнело несколько прилавков, сбившихся в кучу, словно замерзшие овцы.
— Тень былой славы… — Байяз указал на потрепанные статуи. — Сегодня нас интересуют только эти обитатели города.
— Неужели? А кто это?
— Императоры прошлого, мой мальчик, и о каждом есть что рассказать.
Джезаль мысленно застонал. Он историей своей-то страны не особенно интересовался, а тут какое-то гнилое болото на бескрайнем западе мира.
— Да их же целая толпа, — хмуро пробурчал он.
— И это еще не все! История Старой империи насчитывает мно-о-ого веков.
— Потому ее и называют старой, — фыркнул Джезаль.
— Поосторожнее со мной, капитан Луфар, для этого турнира у вас шпага коротка. Пока ваши предки бегали голышом по землям Союза, объясняясь жестами и поклоняясь грязи, здесь, благодаря моему учителю Иувину, зародилось могущественное государство. До сих пор ни одна страна не сумела с ним сравняться: ни по размеру, ни по богатству, ни по научному и духовному величию. Адуя, Талин, Шаффа — все они лишь жалкое подобие чудесных городов, что процветали в долине великой реки Аос. Это колыбель цивилизации, мой юный друг.
Джезаль обвел взглядом облезлые статуи, гнилые деревья, грязные, пустынные, разрушающиеся улицы.
— И как же оно захирело?
— В двух словах процесс упадка не описать. Успеху и славе всегда сопутствуют поражение и позор. А еще тихая зависть. Зависть и гордыня порождают ссоры, а те перерастают в междоусобицы и войны. Две крупномасштабные войны привели к чудовищной катастрофе. — Маг проворно подскочил к ближайшей статуе. — Но даже из катастроф можно извлечь урок, мой мальчик.
Тот скривился. Нужны ему уроки, как гнилой член! И ничей он не «мальчик»! Однако старика его упрямство ни капли не смущало.
— Великий правитель должен быть безжалостен, — затянул Байяз. — Если его жизни или власти грозит опасность, он должен действовать молниеносно, без колебаний и сожалений. За примером далеко ходить не надо — возьмем императора Шиллу. — Запрокинув голову, он посмотрел на высящуюся над ними мраморную статую с истертым временем и стихиями лицом. — Едва он заподозрил своего управляющего в тайных помыслах о троне, то приказал его немедленно казнить, жену и детей задушить, а родовой особняк в Аулкусе сровнять с землей. — Маг пожал плечами. — Без малейших доказательств. Да, жестоко. Да, чересчур. Но излишняя жестокость предпочтительнее ее недостатка. Уж лучше пусть боятся, чем презирают. Шилла это знал. В политике нет места чувствам, понимаете?
«Понимаю я одно: куда ни поверни, везде тебя норовит поучить жизни какой-нибудь старый хрен». — Разумеется, Джезаль этого не сказал, только подумал. Он хорошо помнил, как у него на глазах разлетелся на клочки практик инквизиции. Помнил хлюпающий звук разрывающейся плоти. Помнил брызги горячей крови на лице. Брр… Кошмарное зрелище! Нервно сглотнув комок в горле, он уставился на носки ботинок и уныло промямлил:
— Понимаю.
И Байяз продолжил бубнеж:
— Конечно, великому королю не обязательно быть тираном! Главная цель правителя — завоевать любовь простолюдинов. Это почти ничего не стоит: немного великодушия, немного уступок — и они будут обожать тебя до конца твоих дней.
Как бы ни был опасен старик, тут уж Джезаль смолчать не мог: в политике Байяз явно не разбирался.
— Какой толк от любви простолюдинов? Деньги, армия, сила — все это у знати.
Маг возвел глаза к облакам.
— Вот они, слова сущего ребенка, которого в два счета обведет вокруг пальца любой мошенник. Откуда же у знати деньги, как не с налогов, которые платят крестьяне за пользование землей? А кто служит в армии? Разве не сыновья и супруги простолюдинок? Откуда у господ сила? От покладистости вассалов, и только от нее! Если крестьяне разозлятся как следует, сила знати улетучится с пугающей быстротой. Возьмем, к примеру, императора Дантуса.
Он указал на статую с отбитой по плечо рукой; в ладони вытянутой вперед уцелевшей руки с холмиком мусора пышно разросся мох. Вместо носа в мраморе зияла грязная ямка, придающая лицу императора выражение вечной смущенной растерянности, какое возникает у человека, к которому неожиданно заглянули в уборную.
— Народ души в нем не чаял. За всю историю мира ни одного правителя так не любили! — сказал Байяз. — С каждым он обращался, как с равным, а половину своих доходов жертвовал бедным. Однако знать устроила против Дантуса заговор и, заточив свергнутого императора в тюрьму, возвела на трон своего ставленника.
— Неужели? — пробурчал Джезаль, пристально вглядываясь в другой конец полупустой площади.
— Однако народ не бросил обожаемого монарха в беде. Простолюдины вышли на улицы и устроили бунт. Справиться с мятежниками новым правителям не удалось. Изменников выволакивали из дворцов и вешали на первых попавшихся перекладинах. Уцелевшие заговорщики, испугавшись народного гнева, тут же вернули трон Дантусу. Надеюсь, теперь, мой мальчик, вы убедились, что любовь народа — вернейшая защита правителя от врагов?
