Меня прошиб холодный пот. Хуча, судя по всему, тоже.
– Ты понял, Митя, что это значит? – произнес он дрожащим голосом.
– Понял, – сипло сказал я. – Мне не грозит превратиться в овощ. Я уже почти спасен. А вот ты – нет.
– Так вы – «исправленный»? – профессор вытаращился на Хуча.
– Да. Ваш Игоречек сперва сделал меня умным, а некоторое время назад взял, да и обработал нейтрализатором, – Хуч едва не плакал.
– Быть того не может! – уверенно заявил профессор.
– Почему?
– Нейтрализатор действует почти мгновенно, в течение пяти секунд.
– Тогда все понятно, – тихо сказал Хуч.
20
Мы покинули профессора, но не дошли до дома. Забрели в ближайшее кафе и набросились на холодное пиво, снимая стресс.
– На твоего Севу он воздействовал настоящим нейтрализатором, – сказал Хуч. – А нам показал имитатор, игрушку. И это намного облегчает дело.
– Дело в шляпе, – заявил я. – Ты гений, Хуч, что додумался навестить дедулю-профессора. Нам с тобой ничто не угрожает. А рыжего, гада такого, скрутим на днях.
– Отнимем у него нейтрализатор, – подхватил Хуч, – и посветим в рожу. Пусть снова станет дебилом. Он это заслужил.
– Только ты не вздумай присутствовать при этом, – сказал я. – Тебе на работу настоящего нейтрализатора смотреть нельзя. Пятнадцать секунд – и ты кретин.
– Козе понятно, – сказал Хуч.
Профессор Сяганов скончался на следующий день у себя дома. Официальный диагноз – острый инсульт, кровоизлияние в мозг и так далее. Но я почему-то до сих пор уверен, что к этому приложил руку его мерзкий сынок. Рыжий Игорь бродил за нами невидимой тенью. Он знал обо всем, что мы делаем.
Почти обо всем.
Своим визитом к профессору мы сравняли счет. Всего лишь сровняли. Но мы об этом не знали – были уверены, что убойно выигрываем по очкам.
Errare humanum est[3] .
21
– В чем дело? – спросил я. – Где ваша команда, Виталий Сергеевич? Почему вы один? Сегодня наша операция не состоится?
– Все нормально, – сказал Ольгин. – Не надо лишних людей. Я сделаю все сам.
Ольгин выглядел так, словно шел на деловой визит, а не на боевую операцию. Серые отутюженные брюки, белая рубашка, куртка из дорогой замши. Даже галстук не забыл, пижон хренов.
Я зло помотал головой.
– Так не пойдет. Вы же сами доказывали мне, что нужна опергруппа, что там у Сяганова – настоящие катакомбы. Если вам нужно больше времени на подготовку – так и быть, дадим вам еще пару дней.
– Нет там никаких катакомб. Я все облазил, знаю теперь его усадьбу как свои пять пальцев. Признаюсь, что я переоценил сложность ситуации. Лишние люди – лишние языки. С районным ОВД все улажено. Остальное сделаю сам. Сегодня в одиннадцать сорок пять вечера мы возьмем его.
– Вы как будто в ресторан собрались. Я не вижу никакой экипировки.
– Экипировка? Вот тебе экипировка! – подполковник распахнул полы куртки и я увидел ремни с кобурой и широкий пояс, из десятков кармашков которого торчали ножи, отвертки, сверла и гаечные ключи причудливых форм, а также не поддающиеся распознанию металлические приспособления. – Ты что, хочешь, чтобы я шел в камуфляже и с «Калашниковым» наперевес? Чтобы устроил там пальбу из гранатомета? Так вот что я тебе скажу, дорогой Дмитрий: ты свое дело знаешь, а я свое. И если я говорю, что надо делать так-то, то делать надо именно так. Таких ерундовских дел как сегодня, я уже миллион сделал. Я профессионал, понял? И если я тебя не устраиваю, то уйду прямо сейчас, а ты ищи другого. Только не найдешь – это я тебе гарантирую. Никто в городе после сегодняшнего с тобой работать не станет.
Безупречно корректный Ольгин резко перешел на «ты», это произвело на меня определенное впечатление. Хуч же, как завороженный, таращился на хромированную амуницию подполковника. Выглядело действительно впечатляюще.
– Аванс-то хоть вернешь? – спросил я.
– Аванс? – подполковник захохотал. – На, бери свои три тыщи! – он вытащил из кармана и швырнул на стол пачку купюр. – Небось, думал, что я проел-пропил эту твою мелочь?
Это меня добило.
– Извини, Виталий, – сказал я. – Кажется, я ошибался. Ничего не отменяется, договоренности остаются в силе. Делай свое дело.
22
Итак, на дело пошли втроем – Ольгин, я и Хуч. Машину оставили в километре от дома Сяганова – чтобы не светиться. К дому пошли пешком. Моросил холодный осенний дождь, грязь хлюпала под ногами, на улице стоял кромешный мрак. Сяганов жил на отшибе, до ближайшего уличного фонаря было метров триста.
Дом окружал забор – деревянный, высокий, из досок, плотно прилегающих друг к другу. На воротах висел здоровенный замок.
– Что, его дома нет? – опешил Хуч. – Кого же мы брать будем?
– Дома он, – уверенно сказал Ольгин. – Как обычно, проник на свою территорию через подземный ход со склада. А замок – для отвода глаз. Сейчас этого замка не будет.
Через десять секунд замка не было.
– Окна не горят, – объяснял подполковник, пока мы шли по дорожке к дому. – Вероятнее всего, это означает, что он сидит в своем подвальном помещении. Это хорошо – шума не услышит. Замки на двери у него капитальные, многоригельные, с секретами, возиться придется долго…
– Справишься?
– Спрашиваешь…
Белокирпичный дом, простецкий с виду, был защищен по первому классу. Я слышал, как тихо матерится обычно невозмутимый Ольгин, щупая внутренности двери длинной отмычкой. После открытия первого замка в ход пошли электрические провода, присоединенные к хитроумному электрическому прибору. Через десять минут что-то негромко загудело, невидимые ригели щелкнули и вышли из пазов. Ольгин вытер пот со лба.
– Наставил всякой приблуды ваш рыжий, – сказал он, – а что толку? Для толкового специалиста это не работа, а так, работенка. Вход свободен, господа.
Я посмотрел на него с уважением. Хуч – с восхищением.
За дверью оказалась не прихожая – длинный коридор с голыми стенами, а в конце его – снова железная дверь. С нею Ольгин справился минут за пять.
– Достал он меня своими запорами, – сообщил Ольгин. – Долго возимся. Выбиваемся из графика на две минуты.
– Он нас не засек еще?
– Не засек. Там он, внизу, телевизор смотрит, – Ольгин ткнул пальцем вниз. Из подвала доносился слабый отзвук речи. – Сейчас как раз «Убойная служба» идет. Он ее не пропускает.
Мы вошли в просторный квадратный холл, подполковник осветил стены фонариком. Четыре внушительных двери, одна из них открыта.
– Это ход в подвал, – тихо сказал Ольгин. – Идем туда. И берем его.
– Как ты думаешь, он вооружен?
– Нет. Точно нет, проверено. Сяганов питает личную неприязнь к огнестрельному оружию.
