— Да. — Кен начал медленно отодвигаться.
— Если с Малышами или с Роном что-нибудь случится, ответишь головой. Понял?
— Да, да! Конечно! — Кен энергично закивал, отступая. Он лучше сам умрет, но ни с Роном, ни с этими Малышами ничего не произойдет. То, что на него глянуло… Это был не Крайт. Белое, совершенно белое лицо, черные впадины глаз… Что, Гунга побери, это было?
* * *
Эккер вскрикнул и проснулся. Опять все тот же кошмар. Хриплый, скрипучий голос, нашептывающий ему о смерти. Живописующий смерть, разложение, тлен…
Эккер скинул покрывало, сел. Рядом нервно заворочался Император, из-под задравшейся ночной рубашки торчали его худые со вздувшимися венами ноги. Эккер вытер выступивший на лбу пот. Ну почему, за что? Почему с ним? Что он такого сделал, чем прогневил Демонов? Почему вот уже неделю ему снится этот кошмар, в котором он гниет заживо?
Эккер вздохнул и сунул руки под мышки, осторожно пощупал. Во сне всегда все начиналось именно оттуда. Да, вот они. вот они, эти желваки, шишки, которые потом потемнеют, лопнут… Эккер судорожно всхлипнул. Нет, показалось. Он слишком молод, слишком красив, чтобы умереть, чтобы вот так…
Эккер дрожащей рукой налил себе воды, глотнул. Что с ним происходит? Еще неделю назад жизнь блистала и переливалась для него всеми красками, и он брал от нее все, беззаботный и счастливый. Казалось, он добился всего. Никому не известный семинарист из обедневшего дворянского рода, вдруг вознесшийся на самую вершину власти. Секретарь и личный друг Императора! Вельможи трепетали и заискивали, совали деньги и лепетали свои жалкие просьбы. А он смотрел на этих гордых аристократов, еще год назад презрительно морщивших носы в его присутствии, а теперь пресмыкающихся перед ним, и смеялся, смеялся! Племянника в гвардию? Дочку во фрейлины? Почему же, можно. Если хорошо попросите. Ну же, попросите, попросите как следует. И дочка пусть попросит.
Эккер улыбнулся было воспоминаниям, но тут же снова нахмурился. Этот кошмар… Почему ему кажется, что это не просто сон? Что действительно что-то ворочается в нем, готовое в любой момент лопнуть зловонным гноем, пожрать его язвами? Эккер сжал голову руками. Что-то надо делать, что-то надо делать. Сказать Императору? Эккер взглянул на обнявшего подушку Императора. Нет! Одно подозрение, что он болен, и Император, так заботящийся о своем здоровье, не захочет больше его видеть, отошлет его, и конец карьере, коней этой замечательной жизни. Конец всему! Нет, Императору говорить нельзя.
Но что же делать? Эккер встал. Да, конечно! Голос во сне, он же говорил, объяснял. На Эккера нахлынуло полнейшее спокойствие. Именно так. Просто надо кое-что сделать, и сделать сейчас. Надо открыть дверь, и все кончится, все пройдет, его кошмар унесет сквозняком…
Эккер быстро прошел к двери, принялся снимать запоры. Колдуном он не был, но как снимать защиту знал. Разъять плетение здесь, передвинуть два гематита, вынуть из центра черный алмаз. Готово. Эккер распахнул дверь.
Сильный удар в грудь сбил Эккера с ног, отбросил назад, в сторону от прохода. Что он наделал! В открытую дверь входили закутанные фигуры. Три, четыре, пять… Эккер, хватая воздух ртом, с ужасом смотрел на безмолвных людей в масках.
— Стража… Стража! — На кровати, поджав коленки и прижимая к себе подушку, сидел Император.
— Проснулся. — Одна из фигур с неодобрением покачала головой. — Не кричи. Стражи не будет.
Эккер похолодел. Этот голос, хриплый, царапающий… Эккер внезапно все вспомнил. Вспомнил, откуда взялся его кошмар. Он шел по улице после обсуждения очередного назначения, карман приятно оттягивал полученный в обмен на обещание помощи кошель, и вдруг рядом остановилась черная карета, его окружили какие-то люди, удар по голове… Очнулся он прикованным к каменному постаменту в темном промозглом зале, скудно освещенном редкими факелами. И там был этот человек, выговаривающий странные скрипящие фразы, и его, Эккера, прекрасное тело в ответ послушно гнило, разлагалось на глазах, вздувалось и опадало, темные, сочащиеся жидкостью пятна расползались, сливались, мясо гнусной жижей сползало с костей…
— Кто вы такие? Что вам надо? — Император вскочил на ноги. — Денег? Забирайте, берите все, что хотите…
— Нам не нужны деньги, — перебил высокий плотный человек. — Мы пришли за тобой.
— За мной? — Император судорожно сглотнул. Почему? Что я вам сделал? Люди надвигались.
— А, я знаю, — Император вдруг распрямился, расправил плечи, — Предатели! Гамишен, Зейен-гольц, Шеридар… — Тень позади Императора заколыхалась, расползаясь, налилась чернотой. — Именем Орадиса, Некротоса, Фобса… Простерший руку Император в развевающейся ночной рубашке уже не выглядел жалким. Он выглядел страшным.
Зейенгольц взвизгнул. Вылетевшая из его руки струя огня, не пролетев и половины расстояния, бесследно исчезла. Рядом забулькал, складываясь пополам, первожрец Орадиса Гамишен.
— Именем Нахитохана… — Император не договорил. Сбоку вдруг возник невысокий толстенький человек и с силой опустил ему на голову вазу. Император всхлипнул и осел.
— Быстрее, помогите мне. — Человек накрыл лицо Императора подушкой, прижал. — Руки, ноги держите! Он сейчас очнется!
— Спасибо, Угенброк! — Надсадно кашляющий Зейенгольц доковылял до начинающего брыкаться Императора, навалился.
— Не за что. — Угенброк крутил головой, пытаясь избежать рук Императора.
Шатаясь, подошел, вцепился в Императора Шеридар Подполз Соренсен. И только Гамишен лежал и все булькал, булькал.
Удерживаемый четырьмя первожрецами Император дернулся еще несколько раз и наконец затих. Угенброк подержал подушку еще какое-то время, затем убрал, пощупал пульс.
— Все.
— Уф, я думал, нам конец. — Зейенгольц тяжело поднялся на ноги.
— Иногда простые средства оказываются самыми действенными. — Угенброк вытер исцарапанное лицо. — Ладно, пошли, пока стража в себя не пришла. Как там Гамишен?
Зейенгольц пожал плечами, взял скрюченного Гамишена под руки.
— Помогите кто-нибудь. А с этим что будем делать? — Зейенгольц показал на забившегося в угол Эккера. — Нельзя в живых свидетелей оставлять.
— А он и так уже мертв. — Шеридар растянул губы в ухмылке, — Он уже принадлежит Некротосу. — Выкинем его где-нибудь по дороге. — Шеридар повернулся к Эккеру. — Пошли.
Эккер с ужасом почувствовал, как тело против его воли поднялось и двинулось вслед за первожрецами. Он послушно шел мимо застывших бессмысленными статуями гвардейцев охраны, и мысли гасли одна за другой. А в подмышках пульсировали, набухая, синюшные желваки.
