Ознакомительная версия.
Вернулись они даже слишком скоро: вечером. И предложили сделку. Мы употребляем вместе — только вместе! — раз в три дня. Только качественное, никакой бодяги. Деньги на дозы добываем по очереди. Так мы сумеем подольше протянуть и не опуститься. Если кто надумает слезть с иглы и вернуться к нормальной жизни, остальные не вправе вякать — ни уговаривать, ни упрекать.
Не то чтобы я был очень тронут их поступком — ни на какие благородные чувства уже был не способен, но что-то во мне завибрировало. Ведь они пошли на это исключительно по дружбе, из-за моей персоны, которая, оказывается, им небезразлична. Поэтому я потратил какое-то время на уговоры: "Бросьте ребята, я прикололся. Не надо никаких сделок, бредите домой, а обо мне просто забудьте". Но они держались стойко, и в конце концов я согласился на все условия. В сущности, какая разница: прожить два года или двенадцать, главное — как можно меньше задействовать себя в колесиках и шестеренках мироздания.
В таком режиме мы продержались год. Затем стали встречаться через день, а потом как-то незаметно перешли к ежедневным встречам. Скоба, не оставлявший идеи стать психиатром, решил специализироваться на наркологии. Завел тетрадочку, где записывал каждый день свои ощущения. Тетрадки хватило года на полтора, как и вуза. Клоун бросил учиться раньше. Его, в основном, кормили бабы. Обаяние приувяло, но не иссякло совсем — скоро взглянешь и убедишься сама.
*** — Помню, я закончил рассказывать, слегка удивленный, что ты не задала ни одного уточняющего вопроса. Ведь женщины так любят это делать.
— Я же была с тобой. Не столько слушала, сколько видела и представляла. При этом где-то на дне сознания копошилась мысль, что только подлец может так поступить: подсадить на иглу двух близких друзей. Но она именно что копошилась — словно не моя, чужая и мелкая. Я не могла тебя осуждать — ни вслух, ни про себя.
— Да, я подлец, я поломал две жизни. Когда я предстану перед Высшим Судией, с меня спросят за это. Как и за многое другое.
— Не спросят. Твои грехи перекроют мои добрые дела — я постараюсь совершить их как можно больше. (Смеется.) Время еще есть. ***
— Вы до сих пор дружите?
То был первый вопрос, который ты задала после долгого молчания.
— Нет. Нас ничего не связывает — кроме соглашения, которое мы почему-то соблюдаем, как заведенные. Наркоманы не могут дружить.
— И никто из них не пытался слезть? Ведь о возможности этого говорилось в уговоре.
— Нет. Думаю, парни не раз проклинали меня про себя и последними словами поносили собственное мальчишеское благородство. Но никто не пытался переиграть, нет. Видимо, понимали, что невозможно.
— А может, просто откладывали, — предположила ты. — Думали: ну вот еще немного, недельку-другую, и я за себя возьмусь…
— Скобу пытались лечить родители, я уже говорил. Клоуну о том же капала на мозги сожительница. Впрочем, чужая душа — потемки. Стоит ли гадать?
— Послушай, а ты был уверен, что их жизни сложатся именно так, как ты им расписывал?
— Конечно, нет. Как в этом можно быть уверенным? Возможно, Клоун стал бы главврачом клиники, респектабельным и вальяжным. А жену-стерву сменил на молоденькую ассистентку, которая и пикнуть поперек боится. А Скоба вспоминал бы не только Анталию, а Гоа и Марокко. Они ведь были ребята с мозгами и амбициями. Перевернуть мир — вряд ли, но прожить успешно с обывательской точки зрения, почему бы и нет? Только ведь и такие жизни — по сути, бессмыслица и дерьмо.
— Но… — ты хотела что-то возразить, но я прижал ладонь к твоим губам.
— Тсс… Потом. Вот и они!
К нам приближались сразу оба. Видимо, пересеклись у входа в парк. Мне было интересно, какими ты их увидишь и что о них подумаешь. Скоба — высокий и костлявый, с вытянутым треугольным лицом, в новой и модной куртке, но заляпанной грязью и сидевшей мешком. Глаза глубоко запавшие и мертвые — в смысле, никакие — выражения не уловить. Не зеркало души, а тонированные стекла, за которыми та самая душа прячется. Клоун выглядел хуже и меня, и Скобы. Он обрюзг, что-то творилось с кожей — была усыпана бурыми пятнами, отсутствовали два передних зуба. Короче, красавчик.
Гораздо больше, чем мои синяки, их поразило твое присутствие. Они ничего не сказали на этот счет, лишь выразительно посмотрели. Да так, что ты впилась в мою ладонь, словно опасаясь, что я брошу тебя с этими человекоподобными существами и растворюсь в осеннем сумраке.
Не сговариваясь, мы направились в один из недостроев — заброшенное здание завода. Мы частенько там кололись, если не в лом было добираться. Ходьбы от парка минут двадцать, но тащить тебя в какой-нибудь воняющий мочой подъезд, где каждый проходящий мимо жилец будет смотреть именно на тебя, грозясь вызвать милицию, очень уж не хотелось.
Когда мы добрели и, протиснувшись в дыру в проволочном заборе, уселись на обломок бетонной плиты, Клоун достал пакет с заветным порошком, шприцы, ложку и зажигалку.
— Дозы три, а не четыре, — сообщил он, разорвав долгое молчание.
— Мне не надо, — поспешно сказала ты.
— Может, хоть познакомишь?
Пальцы плохо слушались. Мелькнула мысль попросить тебя помочь, но от нее стало мерзко.
— А тебе есть какое-то дело?
С третьей попытки укололся в шею, туда, где под кожей прощупывается вена. Встретив приход, переставая ощущать боль, блаженно откинулся назад и закрыл глаза.
— Я Алина, Аля.
Твой голос доносился издалека, с другого конца света… с края галактики. Я подался к нему через всю вселенную, на ощупь, как растение к свету. Положил голову на твои колени. Тепло и покой исходили от них, и еще почему-то запах сухого меха. Ты убрала волосы с моего лба и принялась рисовать на нем иероглифы, слегка касаясь подушечками пальцев.
— В ней моя душа.
Клоун кивнул, но я чувствовал, что не верит, не понял. А Скоба иронически хмыкнул. Они тоже были под кайфом — вялые и благодушные.
— Зря ты ее сюда притащил, — как сквозь сон бормотнул Клоун. — Она же чистая, не из наших.
Интересно, он всерьез опасается, что я подсажу тебя на иглу, как когда-то их, или просто разыгрывает благородство?
— Никто меня не тащил. Я пришла сама.
Интонации обиженной девочки. Тебе и впрямь тридцать два, а не шестнадцать?..
— Ну и зря.
Скоба не пугает и не осуждает, просто констатирует факт.
Время тянется медленно и блаженно. Парни незаметно растворились, расползлись в поисках самых удобных лежбищ для бренных тел. Ты то и дело порываешься уходить, торопишь меня, а мне не хочется сдвигаться с места. Хорошо… Хочется зависнуть здесь навек, касаясь лбом твоих рук.
Ознакомительная версия.
