Под столом Ивар пожал мне руку в знак поддержки.
Братья переглянулись.
— Тогда брак должен быть заключен официально, — на правах старшего продолжил Коля. — Мы не позволим тебе считаться приживалкой.
— Больше всего на свете я мечтаю, чтобы ты, наконец, отдал моей жене паспорт, и я смог жениться на ней второй раз! — процедил Ивар.
Мужчины прищурились, глядя друг на друга. Их противостояние все еще было заметным, хотя самый пик ненависти уже прошел. Этих двоих срочно требовалось помирить, и, кажется, имелся шанс.
— И мы очень благодарны тебе, Коля, за спасение нашей дочери, — вклинилась я между ними. — И за то, что ты пересмотрел свое отношение к нашему союзу.
Старший брат заметно поморщился.
— Ты постоянно закрывала его собой от нас, — признался он, — но ведь никогда по-настоящему не верила, что мы сможем выстрелить в тебя.
Я покачала головой.
— Но когда он, — Коля небрежно кивнул в сторону Ивара, — закрыл тебя собой, он точно знал, что выстрел будет. И тогда я подумал: тот, кто готов подставиться за мою сестру, достоин того, чтобы быть с ней. Даже если он драный лекхе.
Ивар приподнял бровь на последних словах, но благоразумно промолчал.
— Не могу поверить, что ты уедешь опять, — покачал головой Костик.
— Может, как-нибудь в гости пригласим, — попыталась утешить я.
— Да не приведи Господь, — ровным тоном заметил Ивар.
— Лучше вы к нам, — поддакнул Коля.
Я даже поразилась такой солидарности.
Обстановка только-только начала разряжаться, когда папа вдруг поднял голову и обвел нас всех взглядом.
— Нам тоже придется уехать, — провозгласил он.
— Что?! — в один голос протянули мы с братьями.
Отец покачал головой, и в его взгляде сквозила обреченность.
— Захватывать этот дом было ошибкой. Слушать вашего дядю хоть в чем-то было ошибкой. Отпустить мою внучку туда, где лекхе опасно ходить по улицам — тоже станет ошибкой.
— Пап, — вздохнула я, — ну мы же это уже обсуждали.
— Поэтому я должен убедиться, что обеспечил вам с ней нормальное будущее, — отрезал отец.
— Спасибо, — вдруг с чувством произнес Ивар.
Я повернулась к нему с немым вопросом. Мой муж слабо улыбнулся.
— Твой отец хочет уничтожить жилу.
— Уничтожить?! — разом ахнули братья.
Отец кивнул.
— Не только жилу. Я хочу уничтожить этот дом.
Спустя пять лет
— Ивар! — я распахнула дверь, выбежала в коридор и завопила на весь дом. — Ивар! Иди сюда!
Вопль получился таким пронзительным, что мой бедный муж прилетел на всех парах, перепуганный до смерти.
— Что случилось? — он огляделся в поисках угрозы.
Я широко улыбнулась, поманила его пальцем в комнату и показала:
— Смотри!
— Смотри, папа! — поддакнула наша пятилетняя дочь, которая возилась на полу с крохотной пумой. Запустив пальчики в шерсть фамильяра, она радостно засмеялась.
Я поймала изумленный взгляд Ивара.
— У моей матери была пума… — пробормотал он. — У моей настоящей матери…
— Что не мешает нам позвонить твоей приемной маме и порадовать ее тоже, — заметила я.
— А можно я покажу ее Никите? — спросила Аврора.
Десятилетний мальчик, несмотря на разницу в возрасте, уже стал лучшим другом для нашей малышки.
— Можно, — разрешила я, — только не замучайте бедное животное.
— Как папа? — детские глазенки сверкнули. — Ведь он поэтому без фамильяра ходит?
Пока мы с Иваром раздумывали, что ответить, она подхватила пуму и вихрем умчалась на улицу.
— Замучил фамильяра? — муж выгнул бровь и посмотрел на меня. — И кто подал ребенку такую шикарную идею?
Я слегка покраснела.
— Мне надо было как-то объяснить, почему ее папа не такой, как все. И желательно без кровавых подробностей прошлого.
— Но… замучил?! — Ивар закатил глаза. — Охотница, фамильяра невозможно замучить! Он — бессмертное существо!
— Да?! Объясни тогда ребенку пяти лет, куда ты своего дел. Вариант «проглотил» — не прокатит, — я уперла руки в бока. — И вообще, надо учить детей сочувствию к животным.
— Сочувствию к животным? — он схватил меня и прижал к себе. — Что-то не очень-то ты сама сочувствуешь одному бедному зверю. Уже три дня, как ни капли сочувствия не проявляешь…
— У меня болела голова, — попыталась выкрутиться я.
— Вариант не прокатит, — Ивар с притворной суровостью нахмурил брови.
— Я просто очень устала…
— Да ты что? А Мила донесла, что вы с ней весь день спали на солнышке.
— Эм-м-м… — я сдалась. Взяла руку мужа и приложила к животу. — Ладно. Признаюсь. Я просто не очень хорошо себя чувствую по утрам. И в течение дня тоже.
— О-о-о… — он на секунду замер. — На этот раз мальчик?
— Кто знает? — пожала я плечами. — Загадывай ты. У тебя лучше получается.
Меня, и правда, не волновало, какого пола родится ребенок и кем он окажется: лекхе или человеком. Перемена законов началась. Как и мечтал Ивар — в обратную сторону.
Я помнила эхо от взрыва, который разнес в щепки старый дом на территории заповедника и уничтожил жилу. По официальной версии там случилась утечка бытового газа. По правде говоря — отцу пришлось закупить неплохую партию взрывчатки, чтобы хорошенько все заминировать.
Переезд в город дался ему с братьями нелегко. Папа распустил наемников, расформировал клан и был вынужден искать новое занятие. Но они справились, открыв спортивную школу для детей. Коля там теперь главный тренер.
Лишившись единственного источника особого железа, правительство запаниковало. Проводили даже служебное расследование, таскали папу по инстанциям. Хорошо, что его взялся защищать один из лучших адвокатов, знаменитый многими громкими делами. А на слухи, что дочь охотника как раз замужем за сыном этого адвоката, и поэтому все заранее куплено, никто из нас не обращал внимания.
Но все же, в обращении оставалось достаточно особого оружия, и лекхе могли еще долго жить в страхе, если бы не заказное убийство главы правительства. Услышав шокирующую новость, я вспомнила слова Ирины, встреченной мною в гетто. Она говорила, что нужен лишь первый шаг для того, чтобы все несогласные начали действовать. Возможно, уничтожение жилы и послужило своеобразным катализатором. Громче и смелее стали звучать призывы о равноправии. Точку в спорах поставило избрание на освободившийся пост человека из числа Сочувствующих.
Гетто закрыли. Лекхе получили паспорта, право на образование и свободу выбора. Я гадала, какая судьба постигла Ирину и ее мужа, но почему-то очень хотелось верить, что они вернулись туда, к ее брату, и тоже внесли лепту в изменение законов.
