— Почему мы не переходим в наступление? — спросил Каспар. — Почему бегаем и прячемся по подвалам? Впрочем, переход в наступление имел больше смысла, когда достойные ещё не страдали от вируса… Теперь — не знаю. Я считаю, мы слишком долго медлили, и была упущена хорошая возможность.
— Ты хочешь сказать, что Аврора не права? — нахмурился Алекс.
— Я считаю лишь, что мы слишком долго бездействовали, — буркнул Каспар угрюмо. — И время было упущено.
— Хорошо, — сказала я, обводя взглядом присутствующих. — У кого какие соображения? Прошу, высказывайтесь.
Несколько секунд висело молчание, а потом Мигель Альварес, также явившийся по моему приглашению, сказал:
— Полагаю, что если мы изначально хотим мирного исхода, то переходить в наступление не должны — в этом я согласен с госпожой Великим Магистром. Нужно привлечь внимание людей к выгоде, которую они могут извлечь из нашего сотрудничества, реально доказать им, что она возможна. Нужна какая-то эффектная акция, типа массового исцеления больных — это по части достойных.
С этими словами он бросил взгляд на Гермиону. Она в это время подняла глаза, и их взгляды встретились. Не знаю, можно ли было назвать любовью то, что Альварес испытывал к ней — скорее, он тосковал и мучился, сгорая от страсти, не находившей взаимности. Он стал сам на себя не похож — заметно осунулся и высох, и в чёрной короткой растительности, густо покрывавшей его череп, блестела обильная проседь. Я даже не ожидала от него такого чувства — точнее, того, что оно так разрастётся и серьёзно захватит его. Он больше не домогался Гермионы и не преследовал её — страдал молча, стиснув зубы. По известной причине Гермиона не могла испытывать к нему симпатии и отвечала лишь холодным равнодушием, но сейчас, случайно поймав его взгляд, смутилась. Он смотрел на неё так, будто хотел запечатлеть в памяти её образ до мельчайшей чёрточки, будто ему завтра предстоял бой, в котором он непременно должен был погибнуть — вот и не мог налюбоваться ею напоследок.
— Неплохая идея, — сказала я. — Гермиона, ты не находишь?
— Гм, пожалуй… — Док немного замялась, не зная, куда девать глаза от трагически-страстного взгляда Альвареса. — Я бы сказала, в этом что-то есть.
Её неуверенное одобрение произвело на Альвареса действие, по силе равное признанию в любви. Его напряжённый взгляд заблестел, осунувшееся, как после болезни, лицо посветлело, он был уже готов вот-вот улыбнуться, но заметил, что я наблюдаю, и мгновенно посуровел.
— Я тоже думаю, что это неплохая идея, — высказался Оскар. — Но для пущего эффекта эта акция должна быть освещена в СМИ. Если Общество "Аврора" ещё не растеряло всех своих связей… — Он глянул на Альвареса.
Тот кивнул.
— Попробуем. Кое-что ещё осталось.
Тут подала голос Вика, скромно сидевшая на своём месте на дальнем конце стола (она была впервые приглашена на совещание):
— Нужно, чтобы это выглядело естественно. То есть, пиар в СМИ нужен, но чтобы он получился как бы сам собой, а не с нашей подачи. У одной моей коллеги — когда я ещё работала в газете — диагностировали рак. Пока я слушала сейчас, мне удалось прощупать паутину насчёт неё… Она ещё жива, лежит в онкологическом центре. По характеру она почти как я… — Вика улыбнулась. — То есть, жутко любопытная и дотошная, преданная делу, а потому наверняка захочет донести до людей правду. А если она ещё и окажется в центре событий, и почувствует всё на себе… Это будет нечто.
Вику слушали с интересом. Оскар спросил:
— Но как она донесёт правду, если, насколько я понял, она сейчас не работает? То есть, получается, она бывший журналист?
— Бывших журналистов не бывает, — с уверенностью ответила Вика. — Связи-то у неё остались, а убеждать она всегда умела… Если бы не умела, не была бы в профессии.
— Вопрос вот ещё какой, — раздался голос Каспара. — Мы можем лечить рак?
— А у тебя сомнения? — спросил Алекс.
— А действительно, мы можем? — задался и Оскар вопросом.
Взгляды всех присутствующих обратились на меня. Каспар, Алекс, Вика, Конрад, Цезарь и Гермиона, Оскар — все смотрели на меня с вопросом в глазах, только Альварес смотрел на Гермиону. Я сказала:
— Ребята, я верю, что мы можем. Я думаю, мы могли бы даже попытаться договориться с вирусом.
По залу пролетел шелест удивлённых голосов. Кто меня потянул за язык ляпнуть это? Думаю, Леледа. Я и сама пока толком не знала, как и о чём мы сможем договориться с вирусом. Уболтать его не размножаться? Или попросить организм поднатужиться и справиться с инфекцией? Подтолкнуть одни процессы в нём и притормозить другие? В общем, это было очередное озарение, такие вещи я до поры до времени не озвучивала, пока сама не разбиралась, что к чему, но тут мой язык опередил мысль. Что бы это ни означало, я не сомневалась: это был "высший пилотаж" из всего, на что способны достойные. Но как к нему подойти, я пока представляла весьма смутно. К тому же, у меня вдруг заныла поясница. Поморщившись, я сказала:
— Ээ… Как бы вам объяснить. Наверно, рановато я сболтнула насчёт вируса, потому что и сама ещё до конца не представляю, как это должно выглядеть. Но будем разбираться, однозначно.
— 16.11. Разговор по душам
Цезарь ещё остался о чём-то поговорить с Авророй, а я спешила в центр: было много работы. В последние дни я жутко вымоталась, да и не я одна, наверное. Обнаружение вируса у достойных едва не выбило почву у всех из-под ног, но даже в этом был положительный момент: у нас вырабатывались антитела, и это давало надежду.
Сегодня утром я получила результат анализа моей собственной крови. У меня тоже был вирус…
Я шла по сумрачному коридору замка не одна: за мной следом шагала группа мужчин. Это был Альварес со своими телохранителями. Сердце ёкнуло, неприятный холодок пробежал по коже. Они постепенно прибавляли шаг, так что через несколько секунд мне пришлось бы либо тоже ускориться, либо прижаться к стенке, чтобы их пропустить, но Альварес окликнул меня:
— Гермиона!
Я не сразу отозвалась, не оборачиваясь и продолжая идти вперёд, и он, поравнявшись со мной, сгрёб мою руку и сжал.
— Гермиона, куда вы направляетесь одна в такой поздний час?
— В центр, у меня много работы, — ответила я сухо, пытаясь высвободить руку — не грубо, но решительно.
— Без охраны? — удивился Альварес. — Время сейчас — сами знаете, какое.
Руку он мою всё-таки отпустил, как будто смутившись. Дальше мы шли молча, а в замковом дворе он, глянув в чистое, усыпанное звёздами небо, сказал:
— Оно кажется таким спокойным… Но это спокойствие обманчиво. Хоть я и не достойный, но чувствую опасность. Позвольте мне вас сопроводить до центра, Гермиона. Я не могу допустить, чтобы с вами что-то случилось.
