Когда вдова Уотерхорс лежит — вся изысканно-бледная, среди подушек и одеял — с безупречной прической, напудренная, одетая в элегантное домашнее платье, и слабым голосом умирающей требует принести ей то, это или не дышать так громко, весь дом ходит на цыпочках, а Джеффри так разве что из камзола не выпрыгивает, проявляя сыновью заботу и рвение.
Мои утренние недомогания смотрятся плебейски рядом с ее утонченным страданием.
Зато ушел. Хоть какая-то польза от токсикоза.
Я утираю рот кружевным платком, опускаюсь на кровать, и мне хочется завизжать от безнадежности ловушки, в которую я угодила.
* * *
Солнце плавит песок — черный алмазный песок, что обжигает и режет босые ноги. Я бреду, зажимая рану в животе. Кровь капает сквозь пальцы, отмечая мой путь.
Ни травинки, ни листика, ни капли воды в целом мире. Яростное солнце над головой, бесконечные барханы черного песка, а в небесах гуляет ветер — обжигающий, он обдирает кожу, забивается в горло миллионами острых песчинок.
Пить!
Ответом на мольбу в воздухе возникает чаша, пахнущая травами жидкость — теплая и противно-приторная, но это не важно. Я приникаю к краю посудины, пью — захлебываясь, обливаясь, и никак не могу напиться…
— Следите, чтобы ее поили не реже, чем раз в полчаса. Чуть позже я снова пущу дурную кровь. Если это не поможет, попробуем клистир из желчи голодного хряка.
— Ох, не надо подробностей, доктор!
— Ты можешь выйти замуж. Знай свои права, девочка! — смеется княгиня Иса, обнимая и лаская светловолосого мужчину. Он задирает ей юбки, сильные пальцы — пальцы музыканта или мага — скользят по белому шелку.
— Можешь выйти замуж. Только помни, что в браке рождаются дети.
— Боюсь, если не сбить жар, спасти жизнь виконтессы не получится.
— О боги! Нет! — полный театральной муки голос Джеффри. — За что?!
…Свист ветра — как свист хлыста. «Считай!» — приказывает знакомый жесткий голос, и черная плеть, сотканная из песчинок и ветра, бьет по ногам, опрокидывая меня на колени. Алмазный песок режет руки, жадно пьет кровь и все никак не может напиться.
«Терпи, потаскуха!» — добавляет отец, а где-то вдалеке горько, безутешно плачет младенец.
— Неужели ничего невозможно сделать?!
— Только молиться, виконт. Только молиться.
— Хотела стряпчего — получи стряпчего.
«Подожди! Не уходи!» — я хочу крикнуть это. Но горло совсем пересохло, нет сил ни на что, кроме хриплого кашля. И маг уходит, исчезает меж черных барханов. Злое солнце бьет в ослепшие от слез глаза.
…Смеется безумным смехом Изабелла Вимано, рыдает ребенок. Сталь блестит кровью, вспыхивает огненный смерч над холмами, скалятся мертвые разбойники под пение скрипки и гобоя. Голоса и лица свиваются в бесконечный хоровод — умоляют, проклинают, требуют…
На этот раз жидкость в приникшей к губам чаше восхитительно холодна. Она пахнет мятой и медом, отдает приятной горечью. Я глотаю ее, поначалу почти бездумно, чувствуя, как с каждым глотком отступает черная пустыня, полная зловещих видений.
…Все равно что в жаркий день окунуться в воду. Не ледяную, а приятно-прохладную. Такими были воды озера, на берегу которого навсегда остался Лоренцо…
— Ну вот — другое дело, — одобрительно замечает голос над головой. — Пускать кровь женщине, пережившей выкидыш?! Ну что за идиоты! Еще глоточек, милое дитя.
Темная кисея перед глазами рассеивается неохотно, словно реальность стыдится показать свое лицо, но я узнаю и голос, и добродушно-ворчливые интонации. Пусть и слышала их первый и последний раз почти четыре года назад.
— Доктор Альпин?!
— Тссс… не надо вскакивать. Да, это я, — фэйри присаживается рядом на краешек кровати и укоризненно качает головой. — Вы — счастливица. Еще день, и мне бы осталось только засвидетельствовать вашу кончину.
Сквозь душный запах благовоний чувствую острую вонь собственного пота, запах нечистот и болезни. В комнате почти темно — лишь канделябр с тремя зажженными свечами бросает желтые блики на стены и лицо фэйри. И все же, несмотря на темноту, ошибиться невозможно — мы в человеческом мире, не на Изнанке.
— Что вы здесь делаете?
— Спасаю вам жизнь, — фыркает мой давнишний партнер по котильону. — Помните, что случилось?
— Я упала с лестницы.
— И потеряла ребенка.
Его слова отзываются глухой болью. Пусть я и не хотела это дитя: злилась на утренние приступы тошноты, стыдилась вдруг проснувшейся раздражительности и слезливости и боялась будущего, в котором ребенок свяжет меня, навсегда прикует к семейству Уотерхорсов.
Опускаю руку на живот. Он так и не успел вырасти. Так, слегка округлился. В одежде было незаметно. Совсем.
— Повезло, что срок был небольшим, — эхом на мои мысли откликается доктор и укоризненно качает головой. — Что за дикость эти кровопускания! Как будто вы потеряли мало крови при выкидыше! И какой идиот прописал эти травы?!
Вспоминаю услышанные в бреду обрывки разговоров.
— Доктор Браун, семейный врач Уотерхорсов.
— Криворукий шарлатан! — припечатывает Альпин.
— Матушка Джеффри им очень довольна. Он отлично лечит мигрень и насморк.
Фэйри снова фыркает и поднимается.
— Питье в кувшине. Раз в час по полчашки. Еще пейте бульон, красное вино. Когда наберетесь сил — рыбу и отварную печень. И держитесь подальше от этого коновала. Будете следовать моим советам — через два-три дня сможете станцевать котильон.
— Два дня? — недоверчиво переспрашиваю я.
Он самодовольно улыбается:
— Ну не зря же я — лейб-медик княгини.
Фэйри поворачивается к двери, но я вцепляюсь в его руку. Пытаюсь вцепиться — слишком слаба после болезни, из такого захвата смог бы вырваться и ребенок, но Альпин покорно останавливается и ждет.
— Вы еще придете?
— Увы. Сами понимаете, таким, как я, рискованно появляться на этой половине мира. И поверьте, дитя: если вы не пренебрежете моим рекомендациям, в повторном визите не будет нужды.
— А почему… Как вы узнали, что мне нужна помощь?
— Распоряжение правительницы, — он поправляет мне одеяло. — Княгиня знает, что происходит в ее городе — не важно, здесь или на Изнанке.
— Княгиня? — Альпину нет смысла лгать, но и поверить в доброту Исы я не в силах. — Зачем ей это?
Он мягко улыбается:
— Ее высочество весьма привязана к вашему скверно воспитанному хозяину. Должно быть, она решила позаботиться о его собственности, раз уж лорд Страж в отъезде, — фэйри ласково гладит меня по голове. — Спите, милое дитя. Сон исцеляет.
