— Ладно, — сказал Ищейка. — Посмотрим. Давай-ка, поднимайся вон туда на холм, а я — следом, немного позади.
— Хорошо, — сказал Лихорадка, поворачиваясь и отправляясь вверх по склону, все еще с поднятыми руками. — Только аккуратнее со стрелой, ладно? Не хочу, чтобы меня проткнуло из-за того, что ты не посмотришь, куда наступаешь.
— Обо мне не беспокойся, большой мальчик, Ищейка никогда не промахнется, ни… А!
Его нога запнулась о корень, он оступился и отпустил тетиву. Стрела просвистела у головы Лихорадки и вонзилась, дрожа, в дерево. Ищейка приземлился на колено в грязь и смотрел снизу вверх на Лихорадку, сжимая в руке пустой лук.
— Тьфу, — пробормотал он. Если длинноволосый захотел бы, то, можно не сомневаться, махнул бы своим здоровенным кулаком и отшиб Ищейке голову.
— Хорошо, что промахнулся, — сказал Лихорадка. — Можно мне опустить руки?
* * *
Стоило им появиться в лагере, Доу, конечно, начал «показывать характер».
— Это что за сволочь? — прорычал он, направившись прямо к Лихорадке и стал его разглядывать, выставив перед собой топор. Это выглядело даже смешно, поскольку Доу оказался на полголовы ниже, но Лихорадка, похоже, не веселился.
— Это… — начал Ищейка, но продолжить не успел.
— Длинная сволочь, а? Я не разговариваю с такими, как он! Сядь, дылда! — Доу толкнул Лихорадку, так что тот шлепнулся на задницу.
Лихорадка воспринял это, в общем, нормально. Он, конечно, зарычал, плюхнувшись в грязь, потом моргнул, оперся на локти и улыбнулся всем.
— Думаю, я тут и останусь. Только не злитесь. Я не сам решил стать высоким, как и ты не сам решил стать задницей.
Ищейка поежился, ожидая, что Лихорадка сейчас получит сапогом по помидорам за свою выходку, но Доу сам улыбнулся.
— Сам решил стать задницей, неплохо. Он мне нравится. Кто он такой?
— Его зовут Лихорадка, — сказал Ищейка. — Это сын Гремучей Шеи.
Доу нахмурился.
— Но ведь Девятипалый…
— Это другой сын.
— Но ведь тому было всего…
— Посчитай.
Доу нахмурился, потом покачал головой.
— Черт. Так давно, да?
— Он похож на Гремучую Шею, — послышался голос Тула, и на них упала большая тень.
— Черт побери! — сказал Лихорадка. — Я думал, вам не нравятся высокие! Это вы один на другом стоите, правда?
— Только один, — Тул нагнулся и одной рукой поднял Лихорадку, как упавшего ребенка. — Извини за такой прием, друг. Обычно мы посетителей просто убиваем.
— Надеюсь, я стану исключением, — сказал Лихорадка, все еще не сводя круглых глаз с Грозовой Тучи. — А это, значит, Хардинг Молчун.
— Ага, — сказал Молчун, почти не отрываясь от стрел, которые проверял.
— А ты — Тридуба?
— Это я, — ответил командир, уперев руки в боки.
— Ну, — пробормотал Лихорадка, почесав затылок. — Я просто поверить не могу, честное слово. Тул Дуру, Черный Доу и… черт побери. Ты Тридуба?
— Это я.
— Ну ладно. Черт. Мой отец всегда говорил, что ты лучший на всем севере. Что если бы он и решил за кем-нибудь пойти, то только за тобой. Пока тебя не победил Девять Смертей, но тут уж ничего не поделаешь. Рудда Тридуба — прямо у меня перед глазами…
— Зачем ты пришел сюда, парень?
Лихорадка, казалось, не знал, как начать, и Ищейка заговорил вместо него.
— Он говорит, у него четыре десятка карлов, и они все хотят переметнуться.
Тридуба какое-то время смотрел Лихорадке в глаза.
— Это правда?
Лихорадка кивнул.
— Ты знал моего отца. Он думал так же, как и ты, а я из того же теста. Службой Бетоду я сыт по горло.
— А если я считаю, что человек должен выбрать вождя и хранить ему верность?
— Я всегда так думал, — сказал Лихорадка. — Но это палка о двух концах, разве нет? Вождь должен заботиться о своих людях. — Ищейка кивнул сам себе. Справедливая мысль. — Бетод больше не думает о нас. Он не слушает больше никого, кроме своей ведьмы.
— Ведьмы? — переспросил Тул.
— Ну да, этой колдуньи, Кауриб или как ее. Ведьма. Она умеет наводить туман. Бетод связался с какой-то темной компанией. А эта война — она бессмысленная. Инглия? Кому она нужна вообще, у нас вдоволь земли. Он всех нас возвратит в грязь. Мы держались его, пока больше не было, за кем идти, но когда мы услышали, что Рудда Тридуба, возможно, жив и на стороне Союза…
— Решили пойти взглянуть, да?
— С нас довольно. У Бетода появились какие-то странные ребята, восточники, из-за Кринны, какие-то живодеры, почти и не люди вовсе. У них нет правил, нет жалости, почти не говорят по-нашему. Зверские дикари. Бетод привел нескольких в ту крепость Союза; они повесили все тела на стенах — со вспоротыми крест-накрест животами и выпущенными кишками. Это неправильно. А еще там Кальдер и Скейл отдают приказы, как будто отличают палец от задницы, как будто у них есть свои имена, кроме тех, что от отца достались.
— Долбаный Кальдер, — прорычал Тул, мотая головой.
— Долбаный Скейл, — прошипел Доу, плюнув на сырую землю.
— На всем севере нет пары сволочей хуже, — сказал Лихорадка. — А еще я узнал, что Бетод заключил сделку.
— Что за сделка? — спросил Тридуба.
Лихорадка повернулся и плюнул через плечо.
— С долбаными шанка, вот что за сделка.
Ищейка застыл. И все застыли. Это была недобрая весть.
— С плоскоголовыми? Как?
— Кто его знает! Может быть, его ведьма сумела с ними поговорить. Времена меняются быстро, и все это неправильно, все. Многие парни у нас очень недовольны. Это еще не говоря об ужасном.
— Ужасном? — Доу нахмурился. — Никогда не слышал.
— Слушайте, где вы прятались? Подо льдом?
Все переглянулись.
— Примерно так, — сказал Ищейка. — Примерно так.
— К вам посетитель, сэр, — тихо проговорил Барнам, непонятно почему бледный как смерть.
— Я догадался, — отрезал Глокта. — Полагаю, это он и стучал в дверь.
Он опустил ложку в миску только что начатого супа и раздраженно облизал десны.
«Сегодня особенно отвратительный повод отказаться от ужина. Как мне не хватает стряпни Шикель, пусть она и пыталась убить меня».
— Ну что, кто там?
— Это… э…
Архилектор Сульт нырнул в низкий дверной проем, пригнувшись так, чтобы не потревожить безупречную белую шевелюру.
«Ага. Понятно».
Сульт хмуро оглядел тесную столовую, скривив губы, словно наступил в сточную канаву.
— Не вставайте, — бросил он Глокте.
«Я и не собирался».
Барнам сглотнул.
— Могу ли я предложить вашему преосвященству…
