— Что теперь плакать, верно? Бетод обвел тебя уже пару раз, как я помню.
— Ха. Сволочь ловко умеет оказываться там, где его не ждут.
Ищейка взглянул на крепость, на реку, на длинную долину и пригорок на том берегу, заросший лесом.
— Он поставит людей на том хребте и в лесу вокруг рва, я почти уверен.
— Все просчитал, да? — спросил Доу, глядя в сторону. — Теперь нам остается выяснить только одно. Она у тебя уже сосала?
— Что? — Ищейка растерялся, не зная, что ответить. Тул расхохотался. Сам Тридуба тоже хмыкнул про себя. Даже Молчун издал странный звук — как вздох, только громче.
— Ведь простой вопрос, верно? — спросил Доу. — Да или нет? Сосала?
Ищейка нахмурился и сгорбился.
— Дерьмо.
Тул еле удерживался от хохота.
— Дерьмо? Она навалила на него? Ты был прав, Доу, в Союзе они делают по-другому.
Тут уж расхохотались все — кроме, конечно, Ищейки.
— Да пошли вы все, — прорычал он. — Можете друг у друга пососать. Тогда хотя бы заткнетесь.
Доу похлопал его по плечу.
— Не думаю. Ты знаешь, как Тул любит говорить с набитым ртом!
Тул прижал ладонь к лицу, и от смеха у него из ноздри вылетела сопля. Ищейка сердито посмотрел на него, но с тем же успехом можно было пытаться взглядом остановить камнепад. Не помогло.
— Ладно, лучше затихните, — пробормотал Тридуба, впрочем, продолжая улыбаться. — Кому-то стоит подобраться поближе. Надо посмотреть, сможем ли мы выяснить, где мальчики Бетода, до того как войска Союза повалят по этой дороге, как кучка идиотов.
У Ищейки упало сердце.
— Кому-то? И кому же из вас, сволочей?
Черный Доу улыбнулся и похлопал Ищейку по плечу.
— Думаю, кто грел свой сучок вчера ночью, с утра может и померзнуть, а, парни?
* * *
Ищейка крался между деревьями, держа лук и стрелу наготове, но не натягивал тетиву, опасаясь случайно прострелить себе ногу или еще что. Он раньше видел такое и не собирался скакать на одной ноге в лагерь и объяснять остальным, откуда у него в ноге собственная стрела. Он станет посмешищем навеки.
Ищейка опустился на колени и стал вглядываться сквозь деревья, просмотрел на землю — голая бурая земля, пятна снега, мокрые сосновые иголки и… Ищейка затаил дыхание. На земле был след ноги. Наполовину в грязи, наполовину в снегу. Снег падал и таял, падал и таял безостановочно. Сегодня след не продержится долго. Значит, свежий. Ищейка понюхал воздух. Никакого запаха, но на морозе труднее что-нибудь унюхать — нос окоченел. Ищейка двинулся туда, куда указывал след, оглядываясь вокруг. Вот еще след и еще. Кто-то явно шел этим путем, и недавно.
— Ты Ищейка, верно?
Он застыл, сердце заколотилось, как каблуки по лестнице. Ищейка повернулся посмотреть, откуда донесся голос. В десяти шагах на поваленном дереве сидел человек. Прислонившись спиной к большой ветке, он закинул руки за голову и вытянулся, словно собирался спать. Длинные черные волосы падали на лицо, но один глаз внимательно следил за Ищейкой. Человек медленно сел прямо.
— Это я оставлю здесь, — сказал он, показывая на тяжелый топор, наполовину ушедший в гнилой ствол, и на круглый щит, прислоненный рядом. — Теперь ты видишь, что я хочу поговорить, и я хочу сдаться. Что скажешь?
Ищейка поднял лук и натянул тетиву.
— Сдавайся, если должен, но, если попробуешь что-нибудь выкинуть, я прострелю тебе шею.
— Справедливо. — Длинноволосый соскользнул со ствола, оставив оружие позади, и вышел вперед между деревьями. Он шел, наклонив голову, но все равно оставался высоким, подняв руки ладонями наружу. Мирный с виду, что и говорить, но Ищейка не хотел никаких неожиданностей. Мирный с виду и мирный — вещи разные.
— Могу напомнить, — произнес человек, подойдя ближе, — чтобы сразу добиться доверия между нами, что ты меня не замечал. Будь у меня лук, я мог бы пристрелить тебя на месте. — Это была правда, но Ищейке она не понравилась.
— А у тебя есть лук?
— Нет, так получилось.
— Это твоя ошибка, — отрезал Ищейка. — Стой там.
— Конечно, — ответил человек, останавливаясь в нескольких шагах.
— Ладно, я Ищейка, и ты это знаешь. А ты-то кто?
— Помнишь Гремучую Шею?
— Конечно, но ты — не он.
— Нет, я его сын.
Ищейка нахмурился и чуть сильнее натянул тетиву.
— Лучше тебе в следующий раз ответить правильно. Девятипалый убил сына Гремучей Шеи.
— Это правда. Я другой его сын.
— Но он тогда был ребенком… — Ищейка замолчал, подсчитывая зимы. — Черт. Неужели так давно?
— Так давно.
— Ты подрос.
— Мальчики растут.
— Теперь у тебя есть имя?
— Меня зовут Лихорадкой.
— Это почему?
Человек улыбнулся.
— Потому что враги дрожат от страха, встретив меня.
— Даже так?
— Не совсем. — Лихорадка вздохнул. — Теперь уже можно рассказать. Первый раз, когда я участвовал в набеге, я напился, пошел отлить и упал в реку. Течение содрало с меня штаны и выбросило на берег в полумиле вниз по течению. Я добрался до лагеря, дрожа так, что все поразились, яйца втянулись в живот и прочее. — Лихорадка поскреб щеку. — Сраму было… Но я в бою наверстал.
— Серьезно?
— За годы на моих руках много крови. Наверное, с тобой мне не сравниться, но достаточно, чтобы люди за мной пошли.
— Вот как? И много?
— Почти четыре десятка карлов. Они неподалеку, но не беспокойся. Это люди моего отца, еще с прежних времен, и несколько новых. Хороши в деле, все до одного.
— Ладно, повезло тебе с отрядом. Воевал за Бетода, да?
— Человеку нужна какая-то работа. Но мы не отказались бы от чего-нибудь получше. Я уже могу опустить руки?
— Нет, мне так больше нравится. А что ты вообще делаешь в лесу один?
Лихорадка задумчиво вытянул губы.
— Не сочти меня за ненормального, но я слышал, будто с вами тут Рудда Тридуба.
— Это так.
— И сейчас?
— И Тул Дуру Грозовая Туча, и Хардинг Молчун, и Черный Доу, и все.
Лихорадка поднял брови, прислонился к дереву, не опуская руки, пока Ищейка внимательно следил.
— Да, у вас тут стоящая компания. На вас пятерых больше крови, чем на моих четырех десятках. Такие имена, что и говорить! За такими именами хочется примкнуть.
— Ты ищешь, куда примкнуть?
— Похоже, так.
— И твои карлы тоже?
— И они.
Это было заманчиво, приходилось признать. Четыре десятка карлов, да еще если узнать, куда двинется Бетод, а может даже — что он планирует. Тогда бы Ищейке не пришлось шастать по холодному лесу, а то его уже начали утомлять мокрые деревья. Но он еще не собирался доверять этой длинной сволочи. Отведет в лагерь, там Тридуба рассудит, как поступить.
