Без труда угадывалось, что когда-то внутренняя обстановка башни была шикарна: стены расписаны в яркие краски, на них еще сохранились остатки гобеленов, всюду деревянная труха, видимо, остатки мебели. А уходящая вверх широкая винтовая лестница с золочеными перилами говорила о многом.
Перед лестницей я увидел первого человека. То есть то, что когда-то было человеком, а сейчас лежащий на полу ржавый, едва не осыпающийся под собственным весом рыцарский доспех. Скелета, костей и материи не видно, наверно, уже давно превратились в пыль. Рыцарь сражался до последнего, защищая лестницу, он положил за нее свою жизнь. Больше всего меня привлек длинный отливающий серебром меч, с красным, как кровь, рубином на рукояти. Меч по выражению Эйры из разряда хороших: он не думал ржаветь от времени и тем более рассыпаться. Я потрогал кромку лезвия, выступившая из-под рассеченной кожи капля крови уверила в небывалой остроте меча. Рядом с доспехами лежат черные красивые ножны.
— Прости, приятель, надеюсь, ты не расстроишься, — сказал я, аккуратно вдевая меч в ножны. Легкий для меня и тяжелый для врагов, как раз то, что нужно.
Эйра, повертев по сторонам головой, вместо того, чтобы пойти, как я бы хотел вверх по лестнице, совсем не по-эльфийски припала на колени и стала очищать песок с пола. Оказывается, под слоем земли и пыли пол выложен мрамором или чем-то его напоминающим. Правда, не с зеленоватым оттенком, а необычным темно-синим. Среди блестящих плит синего мрамора Эйра откопала одну красную.
Едва прижав к ней ладонь, эльфийка провалилась сквозь пол.
Пока я недоверчиво протирал глаза, недолго колебавшийся оборотень бросился на ее место. Матерый зверь разделил ее участь, исчез, словно пол сделался вдруг сверхскоростным зыбучим болотцем и мгновенно поглотил их. А я уже отключил разум и, положившись на интуицию, сделал шаг вперед…
И упал бы, возможно, даже разбившись о каменные ступени, если бы меня не поймала вновь обернувшаяся девушкой Лейла. Она, оказывается, очень сильна: держит меня, будто я ничего не вешу. Почему она и об этом скрывала? Лейла прижимает меня к себе словно ребенка, глядя при этом с ужасом в глазах. Наверно, боялась реакции, которая должна последовать с моей стороны.
Я вздохнул, ощущая терпкий и вкусный аромат ее тела. Кем бы она ни была на самом деле, но хитрая бестия надежно заперлась в моем сердце, я прощу ее, какие бы тайны она от меня не скрывала. Даже, если она окажется вклинившимся ко мне в доверие предателем…
Спохватившись, с силой вырвался из ее объятий, и не обращая внимание на виноватый взгляд, принялся разглядывать зал. Ступени лестницы уводят к самому потолку, сверху прямо над ними квадратом исходит свет. Наверно, тот кусок мрамора, куда провалились девушки, лишь магическая иллюзия, ширма, сквозь которую можно пройти…
Помещение, хоть разрушенное и темное, но большое, словно актовый зал. Пришла мысль, что оно выполняло как раз эти функции, вдоль стен тянуться ряды деревянной трухи, наверно, скамьи, на которых когда-то сидели маги, внимая кому-то в центре зала.
Кстати, о центре зала. Относительно высокий постамент стоит ни к селу ни к городу, а вот на нем…
— Вот она чаша, — с глубоким вздохом прошептала Эйра.
Чаша, или скорее большой граненый кубок, почти как у хоккеистов, лежит на этом самом столбе. Недолго думая, я, встав на цыпочки, ухватил ее на всякий случай обеими руками и потянул к себе.
Замер, прислушиваясь, — ничего. Все в порядке, никаких потоков воды, рушащихся потолков и уходящего из-под ног пола. Ожившие статуи и ветвящиеся молнии, слава богу, не показывались тоже. С подозрительностью я повертел кубок в руках. Кубок как кубок… то есть Чаша, разве, что даже в темноте отливает темным блеском.
— А это точно та самая чаша? — спросил я недоверчиво. — Уж больно легко мы ее получили.
— Ты, что, разве не чувствуешь плещущуюся в ней силу? Она может раздавить тебя, как насекомое, а потом заодно отправить на дно океана весь этот остров.
Я ничего не чувствовал, но не признаваться же в этом эльфийке? А еще я поймал себя на мысли, что готов простить Лейлу за маленькие обманы. Если Эйра при виде чаши у меня в руках, отстранено застыла, то Лейла смерила героя таким влюбленным и одобрительным взглядом, что спина сама собой выпрямилась, как стальной стержень.
— Ладно, уходим отсюда, — бросил я, делая шаг к выходу из зала.
Но, заметив переменившиеся лица девушек, остановился, ожидая увидеть за спиной саму смерть. И почти угадал, за три шага от меня воздух стал сгущаться, образуя клуб тумана. Лейла вскрикнула совсем по-девичьи. Эйра отошла на шаг.
Клуб тумана пришел в движение, и через десяток секунд перед нами стоял воин… Рыцарь в зеркальных доспехах с глухим шлемом, в котором немного искажаясь, отражался я, герой, доставший чашу. Арайдон, бог, которому я присягнул, смотрел на меня темными в узкой прорези шлема глазами.
Лейла, а за ней и Эйра упали на колени:
— Счастлива приветствовать тебя, Арайдон! — хором сказали они.
Зеркальный шлем попеременно поворачивался ко всем существам в зале.
Встретившись с ним взглядом, я разглядел карие пронзительные глаза, и опять они показались до боли знакомыми. На колени я встать не подумал, хотя мне казалось, что бог на этом непременно настоит, но металлический голос бросил другое:
— Ты и вправду герой, Вардес. Я благодарен тебе, как впрочем, и твоим друзьям.
Повинуясь инстинкту, я протянул ему чашу, он принял ее почетно и бережно, продолжил:
— Пока я не в силах наградить вас заслуженной наградой, но эта Чаша открывает мне путь…
— Золотые слова, Арайдон, — прозвучал в зале чей-то насмешливый голос.
Позади бога материализовался темный эльф, в красивом, расшитом золотом плаще.
— Зуулус, как ты узнал?! — с отчаянием в металлическом голосе воскликнул Арайдон.
— Мой план оказался воистину гениален, — сказал довольный собой бог. — Я знал, что ты не удержишься от того, чтобы поблагодарить хексена за Чашу. По крайней мере, поблагодарить именно этого хексена, ведь ты когда-то испытывал к нему… Ты всегда был предсказуем, когда-то этот недостаток тебя и погубил.
— Ты можешь гордиться собой по праву, Зуулус, — произнес Арайдон металлическим, не выражающий эмоций голосом. — Я второй раз попадаю в твою ловушку.
— Не строй из себя мученика, падший бог. У тебя еще есть выбор, — не сводя с него деланного сухого взгляда, бросил темнокожий и остроухий бог.
— Какой же?
— Сейчас я могу воззвать к другим богам, и тогда тебя ждет участь много страшнее, чем была тебе уготована…
