Кровавая пелена медленно заливает глаза. Очень скоро их вырвет из глазниц голодное воронье, а тело разорвут падальщики. Умирающий человек должен знать, что о нем будут вспоминать и непременно похоронят. Только этим мы и отличаемся от тех же животных. Боль и смертная тоска нахлынули новой волной: я умираю как бродячая собака.
Быстро летящие по алому небу красные облака замерли уже навечно…
Я задергался в конвульсиях, с трудом открыл плотно зажмуренные глаза, в голове раздался звон, словно разом задрожали тысячи стекол. Еще в шоке я завертел головой: темнокожая эльфийка, серебристый оборотень и голубое небо видятся словно через призму белого матового стекла, но оно исчезает с каждой секундой. Но что?! Как?! Лейла! Да что же это?!
— Приди в себя, Хексен, — голос Эйры прорвался словно издалека. — Мы не можем более задерживаться. Чаша близко, я чувствую ее… Хексен, ты меня слышишь?! Ты идешь?!
Я молчал не в силах понять и поверить, что я жив, что они живы… Ощущение дежавю накатило свирепой волной. Боже, что же это было? Где следы тех ужасных ожогов?
— Хексен, каждая минута на счету, — не унималась эльфийка, — вставай! Идем.
На всякий случай я ощупал свое здоровое, еще не обожженное пламенем умирающей Лейлы тело. Превозмогая удушающее изумление и мчащиеся во всех направлениях хаотичные потоки мыслей, я встал, опираясь о холодную, покрытую мхом, разрушенную стену и отстранено бросил:
— Иду.
Лейла, обрадованная моим возращением в этот мир, бодро вскочила на все четыре лапы и повела мордой к моему лицу.
— Только не целуйся, Лейла, — машинально сказал я.
Оборотень чуть прижал уши и, обиженно отвернувшись, скакнул ближе к эльфийке.
История повторяется. Неужели это было невероятно правдивое видение? Раз так, конец должен стать другим…
Идя по городу демонов как в тумане, я напрягал все свои извилины. Мой мозг кипел, каждую секунду придумывая новые варианты и отбрасывая старые. Уже понятно, что даже если сейчас все брошу и вернусь в крепость, мне не дадут сесть на корабль и покинуть остров. Зуулус догадается о том, что я что-то понял, и непременно изменит планы. И тогда у меня не будет преимущества… которое, по идее, должно быть сейчас.
Темнокожая предательница ведет нас кружным путем, наверно, избегает скопления демонов. Хотя это всего лишь для отвода глаз, Зуулус как-то подчинил всех демонов себе. Они заранее расчищали нам путь и нападают только для вида. Зато, когда на нас напали маги Высокой Башни, тысячи их появились из ниоткуда и набросились на наших врагов.
Несколько крупных демонов с перепончатыми крыльями за спиной, небрежно держа в руках двуручные мечи, бесцельно бродят у необычной в этих руинах башни со шпилем на крыше. После того, как эльфийка играючи с ними расправилась, мы трое вошли в башню, как грызуны в мышеловку. Девушки, что мнят себя сильными, еще не знают, что боги уготовили всем смерть.
Все оставалось без изменений: облупившаяся краска на стенах, земля и труха на полу, даже запахи были такими же. Перед лестницей у ржавых рыцарских доспехов лежит длинный меч с красным рубином на рукояти.
— Прости друг, но твой меч спасет жизнь мне и многим хорошим людям, — сказал я, словно извинясь. Ножны с мечом аккуратно перекочевали ко мне на пояс.
Когда я оглянулся, лживая эльфийка уже провалилась сквозь пол, а колеблющийся оборотень бросается следом. Матерый зверь с серебряной шкурой исчез, словно пола на этом месте никогда и не было. А я набрав в грудь воздуха, отключил работающий на износ разум, сделал шаг вперед…
Меня вновь поймала успевшая обернуться девушкой Лейла. Она прижимала меня к себе словно ребенка, смотря при этом глазами, полными страха.
— Отпусти, Лейла, — сказал я тихо, и испуганная девушка отпустила так, что падение на каменный пол едва не выбило из легких весь воздух.
— Прости, повелитель! — в ужасе воскликнула она. — Я не хотела!
— Все в порядке, Лейла, идем.
В чем бы она ни была виновата, но уже заслужила прощение, она ведь пожертвовала ради меня своей жизнью…
В центре темного зала возвышается стела с Чашей из темного металла.
— Вот она Чаша, — со вздохом позади прошептала Эйра.
Я ухватил ее обеими руками и, потянув к себе, замер в ожидании. Клуб ожившего тумана не заставил себя долго ждать. Через десяток секунд рядом со мной уже стоит воин… Рыцарь в зеркальных доспехах с глухим шлемом, в котором немного искажаясь, отражался я, герой, доставший Чашу. Арайдон, бог, которому я присягнул, смотрел на меня темными в узкой прорези шлема глазами.
Лейла, а за ней и Эйра упали на колени:
— Счастлива приветствовать тебя, Арайдон! — хором сказали они.
Прежде, чем он раскрыл рот, я вложил кубок ему в руку:
— Арайдон, ты помнишь, что должен исполнить одно мое желание?
— Конечно, хексен, — сказал он с грустью в металлическом голосе. — Ты хочешь вернуться в свой мир? Что же, твое желание…
— Нет, я хочу, чтобы ты подарил мне Лейлу. Ты больше не сможешь ей повелевать, и она будет принадлежать мне.
— Что? Но зачем?
— Так ты выполнишь мое желание?
— Я дарю тебе этого миракла, Вардес, — торжественно сказал бог в зеркальных доспехах. — Лейла, отныне твой вечный и единственный повелитель — этот хексен с именем Вардес.
— Лейла, — окликнул я девушку.
— Да, повелитель?
— Эйра — предательница. Убей ее.
— Что?! — в голос вскричали три существа.
— Лейла, это приказ.
— Повинуюсь, — бросила Лейла практически одновременно с осветившей зал фиолетовой вспышкой.
Серебряный миракл в мгновенье разорвал горло опешившей эльфийки.
— Но она точно предательница? — с сомнением спросил Арайдон. Он не отрывался от истекающего кровью тела эльфийки. — На протяжении трех сотен лет она не прекращала мне молиться…
Позади бога-рыцаря материализовался темный эльф в красиво расшитом золотом плаще.
— Зуулус?! — с отчаянием в металлическом голосе вскричал Арайдон.
— Мой план оказался воистину гениален, — сказал довольный собой бог, он даже не посмотрел на распростертую Эйру. — Я знал, что ты не удержишься от того, чтобы поблагодарить хексена за Чашу. И явишься сюда лично…
— Ты можешь гордиться собой по праву Зуулус, — произнес Арайдон металлическим, не выражающим эмоций голосом. — Я второй раз попадаю в твою ловушку.
— Не строй из себя мученика, падший бог. У тебя есть выбор, — не сводя с него сухого взгляда, бросил остроухий бог.
