Ознакомительная версия.
Обязательно надо попить.
Возможно, заметив жажду в ее глазах, Сома уступил ей место в недлинной очереди. Она неохотно поблагодарила его, не в состоянии забыть вид его поспешно удаляющейся спины, всего несколько минут назад, когда она одна тащила Ахкеймиона по коридору. Что такого есть в подобных местах, глубоко спрятанных от солнца, что в один момент они могут пробудить храбрость, а в другой — начисто ее лишить? Неужели она, Мимара, настолько отличается от Сомандутты?
Он придержал ее за пояс, она наклонилась за край уступа и подняла лицо к серебряному потоку. Было больно, как и предупреждал Поквас. Холод щипал так, что кожа немела. Мимара ополоснула все лицо, подставила его под струи — утонченная пытка: вода била по голове кинжалами. Потом раскрыла губы навстречу хрустальному водопаду, и жизнь полилась в нее ледяной рекой. Зубы ломило так, что они чуть не трескались, но вкус был чист, как любовь ребенка. Она пила. Когда тело исстрадалось от жажды, вода словно молоко. Сквозь пелену слез она увидела высоко наверху голубую звездочку, и сердце подпрыгнуло, убедившись: это небо — небо! Они прошли сквозь Кил-Ауджас, вырвались из зубов дьявола. Они прошли по краю Ада. А теперь предстояло преодолеть еще один долгий путь и очутиться на пороге свободы… Небо!
Небо и вода.
С онемевшим, как маска, лицом, она отодвинулась от водопада, глядя, как стекают с нее ручейки, добавляя новые концентрические круги к тем, что уже беззвучно спорили на поверхности черного озера. Она заметила там, внизу свое отражение — тень, обрамленная светом.
За спиной с кем-то спорил Ахкеймион, объясняя, что волшебники не летают, они только ходят по отражениям земли на небе.
— Если внизу на земле яма, — наставлял он, — то и в небе тоже будет яма!
А потом она — почувствовала… Почувствовала?
Сома вытянул ее обратно, на безопасный уступ, но она задержалась на краю, вглядываясь вниз, в темные воды.
И почувствовала, как оттуда поднимается нечто.
Она видела в глубине мерцание, похожее на молнию в далекой темной туче.
— Акка? — прошептала она, но было уже слишком поздно. Она сама поняла это. В памяти всплыла картина, когда Ксонгис, опершись на колено перед Обсидиановыми Вратами, — кажется, это было целую жизнь назад, — выцарапывал знак Шкуродеров рядом со знаками других пропавших артелей.
Всегда оказывалось слишком поздно. Из Черных пещер не выходит никто.
Сквозь темную воду поднимался сам Ад в обличье огромного сакрального знака, похожего на щит, сплошь покрытый черепами и живыми лицами, которые кругами вились вокруг давно почившего короля нелюдей. У самой поверхности он остановился. Замерли в воде вялые конечности. По стенам снизу вверх запульсировали черные прожилки. Нечто вгляделось в пространство по другую сторону границы воды и воздуха, мысля о неизреченном, затем прикоснулось губами к зеркальному отражению на поверхности и выдохнуло наружу вопль и муку, которыми дышало.
Остальные слышали его как ужас, нутряной и идущий ниоткуда, как будто он был погребен у них внутри, как сами они были погребены в Кил-Ауджасе. Мимара обернулась на внезапно наступившую среди них тишину. В мимолетном порыве безумия ей почудилось, что у каждого она видит сквозь грудную клетку сердце, открывающиеся глаза…
Ахкеймион упал на колени, схватившись за грудь. Он смотрел на Мимару с мольбой и ужасом. Лорд Косотер отступил назад, обратно к коридору. Кто-то спрятал лицо в ладони, кто-то пронзительно закричал. Сома стоял в нерешительности. Сарл хохотал и голосил, зажмурив глаза так, что они превратились в две черточки между покрасневшими морщинами.
— Ничего не вижуууууу! — блажил старик. — Смотрю-смотрю, смотрю-смотрю…
Нечестивый Знак, блестя, воздымался из воды, извергая струйки огня. Вот уже порождение Ада гневно возвышалось над ними. Оно ревело, и звук раздавался так близко, как будто у них внутри, казалось, они находятся в глотке Бога-Демона. Голос хлестал их души, он был столь громок, что кровь выступала через поры кожи.
Врата больше не охраняются.
Мимара тоже упала на колени, кричала, как все, но пальцы нашарили кошель, стали ощупывать его, стиснули Хору, которая чуть не убила волшебника. Мимара съежилась перед зловещим видением — ребенок под рушащейся городской стеной. Она обхватила себя руками, чтобы загородиться от невыносимой мольбы крохотных ртов, от стенающих толп обреченных…
И из последних сил воздела к небу Слезу Бога.
Она не знала, что делает. Она помнила только то, что ей мельком удалось увидеть в пещере рабов, в тот единственный бесконечный миг света и откровения. Она помнила, что именно видела Оком Судии.
Хора горела у нее в пальцах, как солнце. Рука светилась, как бокал красного вина, внутри темнела тень кости, но взгляд не отшатывался в испуге, а притягивался к ней. Это был свет, который не ослепляет.
— Я охраняю их! — выкрикнула она сквозь рыдания, хрупкое существо перед огромным белесым Знаком. — Я держу Ворота!
Изо всех пыток ни одна не сравнится с подъемом по Великой Срединной Оси. Если шранки взимали с них кровь и жизнь, а Исчадье Горы, нечто, встреченное ими в таинственных глубинах, собрало свою дань их ужасом и твердостью духа, то бесконечные ступени Оси забрали все, что осталось: храбрость, силу и терпение — терпение прежде всего. Вверх. Вверх. Вверх. Держались за трещины, когда нащупывали дорогу через обрушившиеся куски стены. Стараясь побыстрее миновать сотни зияющих черных проемов. Запрокидывали голову, чтобы напомнить себе о небе, к которому стремились, и радовались, как оно ширится и прибывает.
Когда высокая синяя точка, к которой они восходили, в первый раз начала темнеть, все впали в отчаяние, страшась, что теперь они заперты, но потом поняли, что просто наступила ночь. Они так давно находились в этом склепе, что уже забыли о смене времени суток.
Порой, из-за непонятных иероглифов, выбитых в изгибах бесконечно поднимающихся стен, казалось, что они карабкаются по внутренней стороне скрученного свитка. Порой, когда Ось пересекалась с какой-то природной шахтой, иногда выложенной кирпичом, иногда просто вытесанной, Ахкеймион вспоминал каналы Момемна, где естественные рукава реки соединяли специально прорытыми каналами. Но каждый раз его поражала целеустремленность, соединение терпения и гордыни, которое позволило осуществить этот труд. Лестница поднималась на всю высоту горы. Было какое-то безумие в самом существовании Оси, которая затмевала даже знаменитые зиккураты Шайгека.
Два дня Мимара не говорила. Когда он пытался выудить из нее какие-то слова, она лишь молча смотрела на него. Губы у нее дрожали, иногда раскрывались, но слов не получалось, и тогда нечто вроде беспомощного сожаления туманило ей глаза. Ахкеймион немало времени потратил, пытаясь уяснить, что произошло, разгадать, что стояло за безумной картиной, когда она вышла с одной лишь Хорой в руке, с этим провалом в бытии, который сейчас несла у себя за поясом, как она съежилась от ужаса, который должен был бы поглотить ее целиком, от кончиков пальцев до последней искры ее души.
Ознакомительная версия.
