Ознакомительная версия.
Два дня Мимара не говорила. Когда он пытался выудить из нее какие-то слова, она лишь молча смотрела на него. Губы у нее дрожали, иногда раскрывались, но слов не получалось, и тогда нечто вроде беспомощного сожаления туманило ей глаза. Ахкеймион немало времени потратил, пытаясь уяснить, что произошло, разгадать, что стояло за безумной картиной, когда она вышла с одной лишь Хорой в руке, с этим провалом в бытии, который сейчас несла у себя за поясом, как она съежилась от ужаса, который должен был бы поглотить ее целиком, от кончиков пальцев до последней искры ее души.
Он кое-что знал о демонах, сифрангах, знал, что при вызывании сифрангов Хора может уничтожить их телесную форму. Но вставшее на их пути существо возникло из нереального. С ним пришел Ад, тень Гин’йурсиса, последнего нелюдского короля Кил-Ауджаса, и он должен был забрать их всех, что с Хорой, что без Хоры.
Но кое-что случилось. Случилась она.
Анасуримбор Мимара, несущая на себе проклятие Ока Судии.
Ахкеймион жалел ее, но так или иначе, ее страданиям пришло облегчение. То, что она пришла к нему именно тогда, когда пришла, не могло быть простым совпадением. Тут не обошлось без уловок Божественной Шлюхи, без вероломства Судьбы. Чем больше он размышлял над этим, тем больше ему казалось, что появление Мимары было не случайным. Ему предопределено было добраться до происхождения аспект-императора, пролить свет на тьму, которая бежала впереди него. Кил-Ауджас разрешил этот вопрос.
Тяжелое время настало, когда действие квирри подошло к концу и сил хватало только на то, чтобы лежать и хватать воздух ртом. Каким-то образом удалось заснуть, а проснувшись, обнаружить, что все целы и невредимы. После этого подъем превратился в сущее мучение. Головокружение и тошнота. Сведенные судорогой руки и ноги. Кто-то падал в обморок от напряжения, их спасала только бдительность товарищей. Ахкеймиона несколько раз рвало.
По мере того как они поднимались все выше, дувший вниз ветер крепчал и был таким пронизывающим, что к Суриллической Точке, без которой они не видели бы опоры под ногами, Ахкеймион добавил согревающее воздух Хуритическое Кольцо — еще одна ноша для его и без того перегруженных душевных сил. То, что раньше было необозримым колодцем над головой, стало бездонной ямой внизу. Вскоре они увидели источник неиссякаемого потока воды, который сверху донизу прошил пространство за обрывом: лед и снег. Ими забиты были последние участки Оси, они сверкающими горбами поднимались на фоне голубой эмали безоблачного неба.
Вскарабкавшись на первые заледеневшие ступени и поглядев вверх на крутые сугробы, завалившие лестницу, они поняли, что ноги не смогут нести их дальше. К унынию в потухших глазах примешивалась мрачная отрешенность, как будто все с самого начала знали, что Кил-Ауджас не выпустит их никогда. Без объяснений Ахкеймион приказал всем отойти ему за спину. Скрывшись за пеленой мерцающих заклинаний, он показал, на что способен колдун Гнозиса при свете дня. Лед трескался и крошился, обваливался гигантскими пластами и бился о стену его заклинаний так, что раскололись каменные ступени под ногами. Но он продолжал петь Абстракции, чистые излияния силы и света, четкие линии плясали, свивались, били и жгли. А когда он закончил, стало видно солнечные лучи, пробивающие висевшую в воздухе дымку и согревающие голый черный камень Энаратиола.
Для Шкуродеров это оказалось последней точкой, моментом истины. Они наконец осознали, какая бездонная пропасть отделяла их, охотников, от волшебника. Ахкеймион понял это по взглядам, которые украдкой бросали на него. За исключением Капитана, все начали смотреть на него с восторгом и почтением, которые раньше выпадали лишь на долю Клирика.
Но на фоне звенящей усталости он чувствовал какое-то беспокойство, неуловимое и мучительное… Он не сразу распознал в нем потихоньку прокрадывавшееся обратно чувство вины. Эти люди, эти чужаки, которых ему предстояло убить, сейчас были ему как братья.
Нешуточное дело — выбраться из пропасти, подняться из Ада к самой крыше мира. Глаза уже давно привыкли, но они еще долго стояли и щурились на укрытых снегом развалинах, которые обступили проход, ведущий к Великой Оси. Ахкеймиону, стоявшему рука об руку с Мимарой, представились первые люди, варвары равнин, которые терли глаза, видя перед собой то, что могли объяснить только как божье благословение.
Вместе со светом приходит жизнь. Вместе с небом приходит свобода.
Подземелья Кил-Ауджаса, страшные Черные пещеры, наконец отпустили их.
Ахкеймион посмотрел на остатки артели, зная, что сейчас они подошли к моменту принятия решения. Не считая лорда Косотера, только Сома, наделенный благословенной удачливостью всех простодушных, никак не пострадал. Сарл с виду остался невредим физически, но его поведение по-прежнему выдавало расстроенный ум — вот и сейчас он ухмылялся и покачивался на пятках. Поквас за время подъема окреп, несмотря на то что рана на голове не прекращала кровоточить. У остальных ветеранов-Шкуродеров, Ксонгиса, Сутадры и Галиана, были перевязаны руки и ноги, но в целом они выглядели вполне бодро. Из тех, кого Укушенные называли «молодняк», в живых осталось трое, все галеотцы: Конджер, Вонард и Хамерон — люди, с которыми до тяжкого подъема вдоль Оси Ахкеймион был незнаком. У Вонарда уже проявлялись признаки заражения, а Конджер скорее прыгал, чем шел. Хамерон плакал при первой возможности, как только лорд Косотер отворачивался.
С развевающимися на ветру волосами, лишившись всего, кроме кольчуг и мечей, отряд стоял, онемев перед открывшейся им красотой. Тяжелые испытания оставили на них свои следы и отпечатки: лиловые сгустки шранкской крови, ржавые пятна крови их собственной, бесчисленные мелкие порезы на голенях и костяшках пальцев, пестрая от пыли, пропитавшаяся потом кожа. Взгляды, хоть и мертвые от усталости, судорожно носились по раскинувшейся перед ними картине с нездоровым возбуждением.
Они стояли в самом сердце потухшего кратера Энаратиола, на островке, заваленном обломками колонн и развороченных стен. Замерзшее озерцо окружало их, поблескивая черным льдом в тех местах, где не было укрыто барханами снега. По стенам кратера тоже взбирались руины, целый город руин, одни стены громоздились на другие. Со стен отсутствующе глядели в пространство пустые окна, черные, как оставшийся внизу лабиринт. Над краем кратера поднимались более высокие пики, ярко-белые на синем фоне, и по ним стелились меловые потоки снега.
Сияло холодное и белое солнце.
Ксонгис заслонился от слепящего света перепачканной в крови ладонью.
Ознакомительная версия.
