А ещё здесь не оказалось знакомых по собственным книгам тяжеленных дубовых столов и массивных лавок. Нет, всё тонкое и изящное, даже белоснежные скатерти без следов прошлогодних трапез. И это внушало беспокойство.
— Вова, да с нас же тут три шкуры сдерут!
— Ты так думаешь? — варвар воткнул секиру в обшитую деревянными панелями стену, плюхнулся на скрипнувший стул, и щёлкнул пальцами. — Человек!
Официант, или как он называется в этом мире, материализовался мгновенно:
— Что изволит благороднейший рикс?
— Усталые путники изволят скушать по дюжине устриц с белым вином урожая позапрошлого года, пару хороших лангустов, икры. И… — Вова посмотрел на Ивана. — Виконт, вы больше любите морские гребешки или трепанги?
Тому оставалось только кивнуть, но когда официант ушёл, то со злостью зашипел сквозь зубы:
— Вова, до ближайшего моря неделя пути. Ты представляешь, сколько наш заказ может стоить? Хочешь меня разорить?
— Да ни в коем разе! — норваец ухмыльнулся. — Таверна не будет вечно пустовать — сейчас неторопливо покушаем, подождём, а потом нас оскорбят, и мы вынужденно ввяжемся в драку. Проигравший заплатит.
— А если в морду дадут нам?
— Обижаешь! — демон демонстративно почесал кулаком кончик носа.
Но каково же было его разочарование, когда появившийся официант вместе с заказом принёс и счёт. Всё честь по чести — плотная бумага с рамочкой в виде завитушек, красиво выписанный цифры… И не уходил, пока Вова не расплатился. От огорчения рикс даже сдачу забирать не стал, лишь задал вопрос:
— А где весь народ? Почему так пусто?
— На ратушной площади!
— Зачем?
— Посмотреть на сожжение ведьмы!
— Живьём?
— Конечно живьём, сэр рикс! Так же гораздо интереснее.
В газах официанта читалась зависть к счастливчикам, имеющим время на просмотр увлекательного зрелища. И тайная надежда, что благородные посетители сейчас провалятся сквозь землю, и можно будет без помех смыться на площадь.
— Джонни, не желаешь взглянуть на аутодафе?
— Иди ты к чёрту, сэр Вован.
— Хотя бы из любопытства одним глазком глянуть?
— Не хочу.
— Заодно материал для новой книги соберёшь. А то напишешь про казнь, а сам её и не видел никогда. Настоящие шедевры по Википедии не пишутся, Джонни!
Иван скривился, а официант горячо поддержал предложение северного варвара:
— Конечно же идите, благородные господа! Последнее сожжение ведьмы случилось почти четыреста лет назад, и тем обиднее пропустить нынешнее. О чём вы будете рассказывать внукам? Представьте, сэр, как крохотный малыш спрашивает вас о сожжениях в благословенном Окленде, а вы не сможете ответить. Малютка несказанно огорчится! Да что там огорчится — это же целая трагедия! Пожалейте ребёнка, благородные господа!
Виконт бросил мимолётный взгляд на стол:
— Вообще‑то мы собрались пообедать.
— О, даже не беспокойтесь! Всё останется в целости и сохранности, а в честь праздника, от лица владельца, я имею честь предложить бутылку венсенского семилетней выдержки.
— Одну?
— Две. За счёт заведения, разумеется.
— Но красное вино под лангустов и устриц? — задумался Вован.
— Под бриольский паштет и нежнейшую ветчину собственного приготовления, — медовым голосом уточнил официант. — После зрелища всегда просыпается зверский аппетит, а скидка в половину цены весьма тому способствует!
— Уговорили, — Джонни встал из‑за стола и поправил меч на поясе. — Где тут у вас Ратушная площадь?
Идти оказалось недалеко, поэтому коней оставили у трактира под присмотром чумазого мальчишки, приходившегося владельцу «Сломанного смычка» очень дальним родственником. Однако с эскудейро, составляющим одну шестую часть гроша, пришлось расстаться. И здесь платная парковка, мать её…
Демон пёр через толпу, и не прилагал к этому никаких усилий — люди слышали тяжёлые шаги и сами расступались перед огромным варваром с секирой на плече.
— Смотри, Джонни, местные паханы с удобствами расположились, — рост позволял норвайскому риксу видеть всё издалека. — Даже кресла поставили. Кинотеатр, мля…
Действительно, за спинами любопытных Иван разглядел какое‑то возвышение, застеленное коврами и заставленное с несколько рядов обыкновенными стульями. Насчёт кресел демон приукрасил — грубые поделки из ближайшего кабака никак на них не тянули.
— Отвянь, гнида! — рявкнул Вова, отодвигая в сторону стражника с алебардой, вознамерившегося закрыть путь к лучшим местам. — Благородную кровь не можешь опознать, морда?
Тот, как житель вольного города, к тому же находящийся при исполнении, имел свой взгляд на дворянство вообще, и его отдельных представителей в частности, но благоразумно не стал спорить, и освободил дорогу к подиуму.
— Нам точно туда?
— Ага, — кивнул норваец. — Занимаем самые рублёвые места. А кто не успел, тот опоздал.
Иван вслед за варваром поднялся по ступенькам, вызвав недоумённые взгляды у одетых в чёрные хламиды с капюшонами личностей, и чуть не столкнулся с сэром Людвигом, разговаривающим с краснолицым толстяком.
— Отец?
Граф обернулся:
— Джонни? Сын. Познакомься с братом Гругусом, настоятелем Ордена Маммоны в Окленде.
— Виконт Оклендхайм к вашим услугам!
Иван слегка склонил голову, обозначая небрежный, но вежливый поклон высшего низшему, и тут ему в спину ударил крик с площади:
— Куда грабки тянешь, бычара? Ты же педрила, а не палач! В этой зачуханной деревне есть нормальные палачи? Не трогай меня, педофил! Сталина на вас нет, уроды!
Как же тяжело бить секирой плашмя — хищное, отливающее синевой лезвие так и стремится извернуться, врубиться в мягкое податливое тело, проломив тонкую скорлупу доспехов или смешную кожаную куртку с нашитыми железными бляхами. Но Вова сдержал кровожадные порывы собственного оружия, и расшвыривал стражников у обложенного вязанками хвороста столба аккуратно, не нанося тем значительного ущерба. Сломанные руки и челюсти не считаются, как и расквашенные носы с разбитыми головами. Сами виноваты. Да, сами! Зачем мешают виконту Оклендхайму убивать городского палача? Что значит, он единственный на всё графство и других больше нет? Незаменимых людей не бывает! Тем более не до смерти убивает, а так… до полусмерти изувечит, и всё. Писатели — фантасты вообще очень добрые. Иногда.
Пока демон отбивался от стражников, Джонни безуспешно пытался перерубить цепи, удерживающие у столба рыжую девицу лет шестнадцати — семнадцати, чертами лица очень напоминающую резко помолодевшую Ирку. Только та никогда не носила длинный и грязный балахон с многочисленными прорехами, предпочитая короткие юбки.
