Пока она в сомнениях торчала у входа, Кинан уселся на диван, обтянутый темно-коричневой кожей. Кто-то позаботился о том, чтобы принести сюда графин ледяной воды. Капли влаги стекали по запотевшим бокам сосуда и капали на плиту из агата, служившую кофейным столиком. Кинан отбросил подальше от себя огромную зеленую подушку, на которой не было никаких узоров.
— Дония не хочет меня видеть.
Эйслинн прикрыла за собой дверь.
— Что на этот раз?
— Может быть, из-за того, что я спрашивал о Бананак. А может, из-за Ниалла. А может, из-за чего-то еще. — Кинан замолчал и нахмурился.
— Она вообще с тобой разговаривала?
Эйслинн на миг прикоснулась ладонью к его руке и заняла место на противоположном конце дивана. Она сохраняла дистанцию по привычке, время от времени нарушая ее, если того требовал этикет или чтобы продемонстрировать дружеские отношения, но держаться на расстоянии с каждым днем становилось все труднее.
— Нет. Меня снова остановили в дверях и не пустили в дом. «Только по официальным вопросам», — сказал мне Эван. Три дня я не мог до нее добраться, а теперь еще и это.
— Эван просто делает свою работу.
— И, несомненно, получает от этого удовольствие.
Кинан плохо реагировал на любые отказы. Об этом Эйслинн узнала еще тогда, когда была смертной. Она сменила тему:
— Вообще-то странно, что она все еще расстроена по поводу Ниалла. Как и то, что ее могли разозлить наши расспросы о Бананак.
— Вот именно. Как только Ниалл успокоится, его правление Темным Двором может пойти на пользу нашим Дворам. Она…
— Да нет. Я имею в виду, что она казалась вполне спокойной, когда мы уходили. Пусть не особенно счастливой, но и совсем не злой.
Эйслинн обняла подушку, будто огромную мягкую игрушку. Разговоры о запутанных отношениях между фейри и их Дворами, об их недовольствах друг другом, которые складывались веками их истории, заставляли Эйслинн чувствовать себя слишком юной. Многие фейри выглядели и вели себя, как ее одноклассники, но их долговечность немало усложняла жизнь. Короткие отношения длились десятилетиями, а долгая дружба — целыми веками. Предательство, совершенное вчера, приносило столько же боли, как совершенное десять или сто лет назад. Разобраться во всем этом было очень непросто.
— Я что-то пропустила? — спросила она, отвлекаясь от своих мыслей.
Кинан задумчиво поглядел на нее.
— Знаешь, Ниалл был таким же. Помогал мне сосредоточиться, переходил прямо к сути…
Его слова повисли в комнате, как крошечные облака в его глазах, обещая еще не пролившийся дождь.
— Тебе его не хватает.
— Да. Уверен, он замечательный король… Жаль, Двор ему достался такой мерзкий. Похоже, я все испортил, — сказал он.
— Мы оба наломали дров. Я не обращала внимания на то, на что должна была отреагировать, а ты… — Эйслинн заставила себя замолчать. Опять напоминать Кинану о его обманах и о том, какие это имело последствия для Лесли и Ниалла, бесполезно. — Мы оба наделали ошибок.
За то, что Лесли оказалась в самом сердце Темного Двора, Эйслинн тоже винила себя. Она подвела одну из лучших подруг, а потому подвела и Ниалла. На ней лежала ответственность за действия всех Летних фейри. Вот почему она старалась в работе быть ближе к Кинану. Эта ответственность была их общей, и если Эйслинн должна нести на себе вину за его не самые лицеприятные поступки, ей было нужно знать заранее, что он планирует делать.
Чтобы остановить его, если он запланирует что-нибудь ужасное.
— А они сделали неправильный выбор. Ответственность за это лежит не только на нас. — Если бы это было ложью, Кинан не смог бы произнести эти слова. Но это было его мнение. А высказать свое мнение было вполне допустимо, учитывая правило о том, что фейри не лгут.
— И все же мы в этом замешаны. У тебя были от меня секреты, и они привели к таким последствиям.
Она еще не простила его за то, что он использовал Лесли и Ниалла в своих целях, но, в отличие от Донии, у нее не было выбора — она должна была иметь дело с Летним Королем. Если один из них не умрет, они навеки связаны друг с другом. Или, как минимум, пока они правят своим Двором. А фейри-монархи стремились к тому, чтобы стоять у власти в течение долгих столетий, что вполне могло сойти за вечность.
Вечность с Кинаном. Эта мысль все еще пугала Эйслинн. Он был не очень-то склонен к тому, чтобы они были равноправными правителями, а у нее было слишком мало опыта в общении с фейри. До того, как она стала королевой, ее линия поведения с ними заключалась в том, чтобы избегать их. А теперь она должна ими управлять. У него за плечами было девятьсот лет правления, пускай и без полной власти, и было бы трудно сказать, что ее голос имел ту же силу, что и его. Однако нести ответственность за то, на что ее согласия не спрашивали, Эйслинн не собиралась.
С тех пор, как ее сделали королевой, Летние фейри стали важны для нее. Их благополучие стало ее главной целью, и на первом месте оказались их счастье и безопасность. Это было на уровне инстинкта, как, например, помогать Лету обрести силу, но это не значило, что она готова была пожертвовать всем остальным ради Лета. А Кинан не мог этого понять.
Эйслинн покачала головой:
— В этом мы не придем к согласию, Кинан.
— Возможно. — Он посмотрел на нее с такой открытой привязанностью, что она почувствовала, как ему отвечают солнечные лучи внутри нее. — Но ты, по крайней мере, не отказываешься разговаривать со мной.
Эйслинн отодвинулась в самый угол дивана, вкладывая в этот жест определенный смысл.
— У меня нет выбора. А у Донии есть.
— У тебя есть выбор. Просто ты…
— Что?
— Ты более рациональна. — И едва он сказал это, на его губах заиграла улыбка.
Растущее в Эйслинн напряжение рассеялось от этой улыбки, и она рассмеялась.
— Я еще в жизни не была такой нерациональной, как в последние месяцы. Учителя заметили, как я изменилась. И мои друзья, и бабушка, и даже Сет… А эти резкие смены настроения — просто кошмар!
— По сравнению со мной, ты сама невозмутимость. — Его глаза сияли. Он знал, каким изменчивым стал ее нрав, и что именно он был причиной этого больше, чем кто-либо другой.
— Не уверена, что мое поведение можно назвать рациональным, если брать тебя для сравнения.
И Эйслинн снова расслабилась. Несмотря не все странности, которыми были наполнены последние месяцы, он всегда находил способ зажечь в ней свет. Во многом именно благодаря этому быть Летней Королевой было не так сложно. Его дружба и любовь Сета помогали ей не сбиться с пути.
Кинан все еще улыбался, но когда снова заговорил, в глазах его была просьба:
