— Он хороший! — взвизгнула я. Совсем ума лишилась — поднять голос на госпожу.
— Он-то хороший. А знаешь, что ему было бы, если б переспал с тобой?
— Нет…
— И я не знаю. Но ты бы его долго не увидела. Так что подвести под статью своего хорошего могла очень сильно.
Почему-то я сразу ей поверила. Хоть не все слова поняла, а поверила. И разревелась как девочка. Только тихо. Линда сердито фыркнула и отвернулась. А на меня навалилось разом. И потеря всего, чем жила, с чем сроднилась за пятнадцать лет, и расставание с отцом, и этот непонятный новый дом, в котором я ничего не знаю и не понимаю, и неизвестное будущее, и то, что со мной играют как с куклой.
— Слуш, хватит реветь, — обернулась ко мне Линда. — Ну, я вчера сглупила. Должна была тебя предупредить, а не разыграть. Но ведь все прошло так, как ты хотела. Осталась ночевать у шефа, и никто тебя не тронул. Разве нет?
— Я рабыня а не игрушка, — выдавила я, всхлипывая.
— Была рабыня, да вся вышла, — хмуро сообщила мне Линда. — У нас рабов нет. Ты свободная с тех пор, как вошла на базу.
— Как — свободная?
— А вот так! Шеф же сказал, ты — стажер. Не рабыня, а стажер, сечешь разницу?
— А это? — я рванула ошейник. — Ничего не значит?
— Для вида. Ты же сама сказала, у вас рыжим хвосты под корень рубят, рыжий может быть только рабом. Далеко ты уйдешь без ошейника?
Опять на меня небо рухнуло. Оказывается, я никому не нужна. Старого дома нет, в новом терпят, чтоб не обидеть Владыку отказом.
— Не верю! Хозяин приказал новый ошейник сделать. Он не мог от меня отказаться! — слезы вновь хлынули ручьем.
— Дура ты беспросветная! Шеф удочерил бы тебя, да через три дня совершеннолетней станешь.
— И что?
— А то, что пока документы рассмотрят, неделя пройдет. Ты уже взрослой станешь. Будешь сама решать, как жить. — Линда внимательно посмотрела мне в глаза, тряхнула челкой. — И думать забудь! У вас детей не будет.
— Почему?
— Потому что ты кошка, а он человек, вот почему! Ты видела когда-нибудь, чтоб у петуха с крысой дети были? Гены разные!
— Я буду в его доме уют создавать. Я умею! Меня по уюту всегда в пример другим рабыням ставили. А если хозяин приведет молодую жену, я не буду против. Я и ей помогать буду. У нас будет крепкая, дружная семья, вот увидишь!
Линда смотрит на меня, а глаза большие и печальные. Понимаю, значит, опять что-то не так говорю, но остановиться не могу.
— Миу, давай я тебя к родственникам по маминой линии отвезу, — не вытерпела Линда. — Угоню грав, отключу следилки, подкину тебе денег, золотых цацек на продажу. Поживешь у родных, найдешь себе парня. Ты знаешь, где твои родные живут?
Я покачала головой.
— Я во Дворце родилась. Когда мама умерла, мне еще двух дней не исполнилось. Я ее только по папиным рассказам представляю. И все, кого знаю, живут во Дворце.
— Миу, а кто твой отец?
Вот это и случилось. Я затравленно огляделась и даже жалобно заскулила. Бежать? Пустыню смогу перейти только на восток. Там город. поймают — примут за рабыню, сбежавшую из Дворца. На мне же старый ошейник. Пальцем не тронут, но во Дворец отведут. Там все и раскроется. Нельзя бежать, надо здесь… Потом вспомнила о мече и двух парах метательных кинжалов в шкафу у господина. Справлюсь.
— Что опять не так? — то ли удивилась, то ли рассердилась госпожа.
— Если госпожа прикажет, рабыня скажет, кто ее отец. Но потом рабыня убьет себя. Так ей приказано. Рабыня просит госпожу пощадить ее и не спрашивать об отце.
Сумела! Твердым, ровным голосом, без интонации. Как воин! А Линда испугалась.
— Молчи! Приказываю, молчи, ничего не говори!
Это я с радостью. Сидим, молчим. Госпожа покусала губы, оглядела оазис невидящим взглядом и начала командовать:
— Слушай внимательно, запоминай правильно. Первое! Я отменяю свой вопрос. Второе! Если кто-то спросит об отце, скажешь, что я запретила тебе отвечать на этот вопрос. Пусть идут ко мне. Если будут настаивать, скажешь, что я запретила именем конституции. Все вопросы — ко мне.
Я молча кивнула.
— Теперь не будешь себя убивать?
Я кисло улыбнулась и помотала головой.
— Миу, — совсем другим голосом вдруг спросила Линда. — Я не спрашиваю, кто твой отец. Но зачем так жестоко?
Показала пальцем на свой рот.
— Говори. теперь можно.
— Мой отец занимает важный пост во Дворце. Он меня очень любит. Если враги узнают, кто мой отец, меня выкрадут и начнут диктовать отцу свою волю. Всем будет очень плохо. Поэтому никто за стенами Дворца не должен знать, кто мой папа. А если кто-то узнает, я должна убить себя, чтоб врагам не досталось мое тело.
— А во Дворце знают?
— Несколько самых верных друзей отца зовут меня дочкой. Мать была рабыней, ее на самом деле любой из них мог бы положить в свою постель. Враги не знают, кто настоящий отец, кто будет мстить за мою кровь. Сейчас в провинции опять беспокойно, и Владыка решил удалить меня из Дворца, чтоб не вводить врагов в соблазн.
— Вот оно как… Миу, я должна немедленно рассказать об этом шефу и Стасу. Можно?
— Рабыня не возражает.
Вот и закончилась прогулка. Линда схватила меня за руку и чуть ли не бегом потащила к дому. На ходу обернулась.
— Миу, прости меня за вчерашнее.
Ух ты! Чуть не споткнулась. От такого подарка судьбы отказываться нельзя.
— Рабыня больше не сердится на госпожу.
Во Дворце за такую фразу мне бы на весь день прищепку на язык повесили. Как бы простила, но четко обозначила, кто есть кто. И кто разрешил рабыне осуждать госпожу? Но Линда не поняла, обрадовалась, и я ощутила пожатие ее руки. Разве можно быть такой наивной? Мне даже стыдно за себя стало, и… я на самом деле ее простила.
— Открывай, — сказала Линда, когда мы подошли к двери. Я поискала глазами зеленый пупырышек. Нету! Попыталась вспомнить, как вчера Петр дверь открывал. Шагнул под арку, положил правую руку на стену арки. Наверно, сюда, где на железе квадратная заслонка, вся руками заляпанная. Я встала как он, положила ладонь на заслонку. Та легко открылась. А за ней — знакомые пупырышки, светящийся квадратик, какая-то решетка над черным отверстием. Я гордо улыбнулась и нажала на зеленый пупырышек. Но дверь не открылась, а вместо этого раздался человеческий голос.
— Положи руку на сенсор, — перевела Линда.
Фиг знает, что это такое. Но я — не тупая кухонная рабыня. Осторожно ткнула пальцем в светящийся квадрат. Он вспыхнул ярче. Тогда я смело прижала к нему ладонь.
Через пару вздохов квадрат погас, дверь с рокотом ушла в стену, а голос опять что-то сказал. Наверно, пригласил войти.
