— Так получилось, что мы с Ульрихом выросли вместе… — нехотя начал Коппинг. — Мой отец купил в свое время земли по соседству с замком Фрейбург, он и до сих пор живет там, когда дела не зовут его в город. Конечно, мать Ульриха не слишком была рада продаже этих земель, и тем более тому, что их купили люди другого социального класса, но у нее не было большого выбора: баронат Фрейбург уже давно не приносил денег. Со временем она свыклась с нашим присутствием по соседству и стала даже наносить нам визиты.
— И тогда вы подружились.
— Да. В Фрейбурге Ульрих был единственным ребенком, полагаю, поэтому леди Фрейбург разрешила наше общение. К концу первого лета я стал проводить в замке больше времени, чем у нас дома. Мы тогда облазили его сверху донизу, — успехнулся воспоминаниям Коппинг. — Все искали на чердаках привидений… Фрейбург, знаете ли, был ужасно заброшен. Такой простор для воображения! Нам все казалось, что в каждом углу, за каждым гобеленом прячется если не сундук с потерянными сокровищами, то какой-нибудь призрак, пылающий жаждой мести. Глупо, конечно… Но для детей это было удивительное место. Потом наступила осень, и нас разослали по школам. А на зимние каникулы мой отец пошел на ответную услугу и пригласил Ульриха к нам в городской дом. С тех пор так повелось, что все свободное время мы были неразлучны.
— Каким он тогда был? — как мне показалось, с искренним интересом спросил Эйзенхарт.
— А какими бывают дети? — ответил вопросом на вопрос Коппинг. — Непоседливым. Любопытным. Совершенно задавленным своей матерью, — но я за это его не виню, леди Фрейбург была совершенно ужасным существом, да упокоится она в мире Духов. Постоянно несла что-то о титуле, и долге, который он с собой несет. О том, как должен вести себя барон, о предках, чье имя Ульрих ни в коем случае не должен был посрамить, о том как Фрейбурги правили над этой землей какое-то несметное количество веков, и прочий архаичный бред. Как будто там было чем править! — Коппинг издал сухой смешок. — Не говоря уже о том, что времена феодалов, которые обязательно должны были карать провинившихся крестьян и плодить побольше сыночков для поддержания династии, давно уже миновали.
— Значит, барон Фрейбург мало походил в детстве на себя, каким он был незадолго до своей смерти?
Мистер Коппинг незаинтересованно пожал плечами.
— Все мы взрослеем, детектив.
— И все же, некоторые из нас не меняются настолько сильно. Когда это случилось? Была ли какая-то особая причина?
— Боюсь, я не смогу вам точно сказать. После школы я отправился в саббатикал и провел около двух лет на материке. Когда я вернулся… скажем так, к тому времени, Ульрих стал тем человеком, который вам известен.
— И вас это не удивило? Вы никогда не спрашивали, что с ним случилось за эти два года?
— Нет и нет, детектив. Я могу быть вам еще чем-то полезен?
— Сколько слуг работает в вашем доме?
Мистер Коппинг удивленно посмотрел на Эйзенхарта.
— Я хотел бы с ними поговорить, — пояснил детектив. — Если вы часто приглашали барона Фрейбурга переночевать у вас, они могли что-то знать о нем. Возможно, кто-то из них владеет информацией, которая помогла бы расследованию.
— Я сильно в этом сомневаюсь, но… У меня работают миссис Роджерс, она домоправительница, кухарка, горничная и мой камердинер. К сожалению, вам не удастся опросить их всех. Кухарка недавно сломала ногу, агенство как раз подбирает замену, — он потемнел лицом. — Право, с этими слугами такая морока!..
Выслушав положенные в этом случае слова сочувствия, он дернул за шнур сонетки и велел миссис Роджерс помочь нам. Вскоре мы оказались за кухонным столом, напротив нас сидели миссис Роджерс, мистер Малкольм Тейт, которого нам до того не доводилось видеть, и горничная, все еще с покрасневшими щеками.
— Что бы вы могли сказать о бароне Фрейбурге? — спросил Эйзенхарт, переписав их персональные данные в блокнот.
Ответила нам за всех экономка, занимавшая благодаря своим должности и характеру, главенствующую позицию реди слуг дома.
— Он был другом хозяина, сэр, — сухопарая дама неодобрительно посмотрела на него, показывая своим видом, что больше ей нечего сказать. Несмотря на приказ хозяина ответить на вопросы полиции, она явно не собиралась раскрывать никаких секретов.
— Кто-нибудь из вас говорил когда-либо с ним?
— Барон Фрейбург был из другого класса, сэр. У него не было никакого резона общаться со слугами, если только ему что-то не требовалось. Но это едва ли можно назвать разговором.
Горничная попыталась заикнуться о чем-то, но миссис Роджерс смерила ее суровым взглядом.
— При всем моем уважении, нам совершенно нечего сказать о бароне полиции. Кроме того, что барон был настоящим джентельменом.
Эйзенхарт задумчиво посмотрел на нее и согласился. Миссис Роджерс прошла еще старую школу, в ее присутствии не стоило ожидать откровений. Я даже позавидовал мистеру Коппингу: в наши дни было сложно найти столь преданную прислугу.
— Что насчет вашей кухарки?
— Миссис Симм? Она сейчас у родных в деревне, мистер Коппинг был настолько добр, что не стал ее увольнять. Там она сможет получить достойный уход и лечение.
— Я бы хотел допросить и ее тоже.
— Уверяю, она также ничем не сможет вам помочь, — оскробленно произнесла домоправительница.
— И, тем не менее, я должен услышать это от нее. Я верю вам, — Эйзенхарт улыбнулся пожилой женщине, — но мое начальство должно знать, что расследование проводилось добросовестно.
— Я дам вам ее адрес, — отозвался камердинер. Покопавшись в кухонном шкафу, он достал адресную книгу и переписал из нее данные.
— В таком случае, у меня больше нет вопросов.
Эйзенхарт попрощался со слугами, и мы вышли на Парковую аллею. Завернув за угол квартала, он остановился и показал мне жестом сделать то же самое.
— В чем дело? — спросил я. — Вы кого-то ждете?
Посмотрев на хитро улыбающегося детектива, я заметил, что тот забыл у Коппинга свою шляпу. В тот же момент позади нас раздался цокот женских каблучков, и девичий голос позвал Эйзенхарта:
— Сэр! Подождите!
— Я хотел поговорить с ней без миссис Роджерс под боком, — сказал он и обратился к девушке. — Лиза, не так ли?
— Да, сэр, — она сделала неловкий книксен.
— Вы хотели что-то сказать там, на кухне. Что?
— Он ведь все равно меня уволит, да? — девушка посмотрела на нас, ожидая ответа.
— Мне очень жаль.
Она вздрогнула.
— Так и думала. Никто после Этты у него долго не задерживался. А я мало того, что перед гостями его опозорила, так еще и вторую чашку за день разбила.
