Я расслышала шепот Макты:
— Сейчас подкрепитесь. После ведите ко мне пятую!
Семель ждала меня в своих покоях. Я толкнула тяжелую дверь, и волевым усилием оставила все чувства по поводу виденного в тронном зале, за ней. Первым мой рассказ услышит муж. А уж потом мы решим, кто еще…
Королева была одна, без служанок и фрейлин, без охраны. Комнату едва освещали две почти догоревшие свечи. Семель сидела на ковре у давно потухшего камина и бездумно глядела на черные угли. Иногда она быстрым, едва ли осознаваемым движением обхватывала и терла замерзшие плечи. Королева похудела, синие круги легли под глазами. На ней было платье любимого новым супругом алого цвета, но сейчас оно не красило тень, в которую превратилась красивая белокожая брюнетка.
— Доброго вечера, подруга, — сказала я, инстинктивно пожалев молодую женщину. Семель вскинула на меня сухие, немного воспаленные черные глаза.
— Ваше Величество, — отчеканила она.
— Простите, Ваше Величество. Вы вызвали меня…
— Да, — она опять нервным движением потерла плечи и слабо улыбнулась, наконец, заметив это свое движение. — Холодно тут. Макта разрешает зажигать камин только раз в три дня. Чтобы я привыкала к холоду.
— Он жесток с тобой, подруга? — опять не удержалась я. Меня пугал безразличный тон Семель.
— Нет, нет, нет, — в ее глазах загорелся огонек ненависти. — Тебе уже сказали, что Макта приказал мне избавиться от ребенка? Я сама это сделала. Кармель хотела спрятать меня подальше от гнева Макты, надеялась сохранить этот… плод. Но я выбрала остаться Королевой! И не отступлю, не отступлю… — тише забормотала она и опять обхватила себя за плечи.
— По крайней мере, Суд по крови тебе не грозит, подруга.
— Ваше Величество, — она холодно взглянула на меня. — Я освобождаю тебя от службы, Ариста. Мне больше не будет нужен двойник… — тут она опять из гордой правительницы превратилась в перепуганную девочку и хихикнула, совершенно безумно. Что с ней? Я вспомнила слова Вако:
«Королева беременна страхом».
— Что ж, благодарю за доверие на протяжении стольких лет, Ваше Величество, — ровно сказала я. Кармель прежде уже освобождала меня от службы, и слова Семель звучали вполовину не так больно.
— И я отблагодарю тебя золотом. Хватит на безбедную жизнь до старости, — спокойно сказала Семель. Гордая Королева расправляла плечи, но подруги в ней я более не чувствовала. После мгновения сомнения она избавилась от меня, как прежде избавилась от своего нерожденного ребенка — грубо, быстро и больно. Я поклонилась и двинулась к выходу. У двери все же остановилась. Страх властно удержал, холодными пальцами обхватив плечи, страх заставил спросить, вопреки ледяной стене, установленной меж нами Семель:
— Верны ли слухи, которые ходят по Карде? Макта питается кровью из сердец тех, кого казнят по решению Суда Кауды?
— Верны, — помолчав недолго, прошелестела Семель за спиной.
— Простите за следующий вопрос, Ваше Величество, но я тревожусь о дочери. Не знаю, стоит ли ей теперь жить здесь… Верно ли, что Макта — не человек?
Еще более долгая пауза. И ответ безумной Королевы, который я предпочла бы не слышать, но не принять после увиденого в тронном зале не могла:
— Верно…
«Что же делать?!» — к счастью, этот лишний вопрос не сорвался с моего глупого языка. «Семель будет пятой», — вдруг поняла я, но усилием воли сдержала дрожь. Не сейчас. Я поклонилась вторично, и, отворив дверь, шагнула в закупоренный сгустком тьмы коридор. Вслед донесся шепот подруги:
— Поздно бежать, Ариста: тьма уже идет впереди вас. Но, поверь, с этой тьмой можно жить, с этим страхом можно жить.
Я надеялась, что, выйдя из холодного темного дворца, вздохну с облегчением, но в саду было еще хуже. Синий сумеречный воздух загустел, точно его взбили маслобойкой, его приходилось с усилием глотать кусками. Скоро я так устала, что присела на скамью у очередного фонтанчика. Пять кокетливых мраморных рыбок с позолоченными плавниками на бортиках круглой чаши пускали струйки воды из сложенных бантиком губ. На воде покачивалась флотилия лодочек — желтых листьев. Но негромкое мелодичное урчание фонтана не успокаивало. Я снова и снова перебирала в памяти произошедшее во дворце, пока оно не потускнело от неосторожных прикосновений, не слилось с серо-синим сном вокруг. А завтрашним утром, проснувшись, я решу, что все это мне приснилось… Я закрыла глаза, бездумно внимая простой мелодии струй воды, вьющихся у ног и урчащих, как довольные кошки.
Отдохнуть, прогнать слабость, не получалось. Воздух становился все тяжелее, я задыхалась и от этого делалась еще слабее. Вокруг потемнело. Вернулось ощущение беззащитности, как в Донуме во время визита Гедеона. Опять мерещились голодные злые глаза из тьмы и птица-тревога кружила над головой. Больно дергая пряди клювом, она убеждала обернуться, вглядеться в кусты, окаймляющие площадку с фонтаном. Все больше нервничая, я решила ей уступить. Сжала в кармане пузырек с волшебной водой из источника Донума, подаренный дочерью, и обернулась.
На боковой дорожке чернела фигура человека. Женщина в платье с гротескно-огромными буфами и жесткой юбкой на металлических обручах — наверное, новая фрейлина Семель или Майи. Стеклянно-блестящие глаза были лишены выражения, кожа потусторонне бледна. «Эта дама могла бы быть ожившей куклой Антеи», — промелькнула дикая мысль и тут же утонула в плещущем море паники. Женщина вроде бы только что была далеко, и вот уже сидит рядом на скамье, улыбается, показывая ровные, блестящие, как у Вако, зубы.
— Красавица, поделись красотой, — шепнула она. Холодные пальцы тем временем ласково вели по моей шее, прослеживая ход сосудов под кожей. Я чувствовала, как холод от них проникает в кровь и с ней распространяется по телу, вымораживая эмоции и волю.
Что-то жгло правую ладонь. Нагревшийся от моего тепла пузырек! Это воспоминание привело в чувство. Я вырвала пробку и выплеснула воду женщине в лицо. Та завизжала, будто ее ошпарили, и вскочила. Мгновение я видела ее лицо, обезображенное гримасой ужаса, но человеческое. Затем оно… потекло, как у восковой куклы, брошенной в огонь. Женщина вцепилась в него пальцами. Наверное, она думала, что стирает капли воды, попавшие на кожу, но вместо этого сдирала кожу. Она визжала, не переставая. Потом очнулась охрана сада, послышался их топот, и тварь, избавившись с остатками лица от боли, замолчала. Она глянула страшными стеклянными шариками глаз, свистяще выдохнула, и из зияющей раны рта вырвалась черная тень, окутала всю фигуру коконом, плеснула из-за спины вверх и в стороны двумя широкими крылами. Тварь взлетела над садом и скоро затерялась в густо-синем вечернем небе. А я только открывала и закрывала рот, как приговоренный к смерти, в последний момент вынутый из петли. Слабеющий рассудок умолял проделать одну вещь и, в конце концов, я уступила. В пузырьке оставалась еще треть воды, и я с внутренним содроганием, с ожиданием боли ожога чуть брызнула на тыльную сторону кисти. Ничего. Прозрачная тепловатая жидкость со слабым запахом серебра. Когда на площадку выбежали стражники и Эрвин, секретарь мужа, я ошалело поглядела на них и безумно, совсем как Семель, хихикнула.
