службу один, и надеялся, что он не стал будить спящих товарищей, чтобы те подменили его на башне, пока он разберется с одиноким любителем ночных прогулок.
Я, скрючившись, лежал за камнем, делая вид, что смертельно напуган. Подойдя ко мне, сжимая в руке свой кинжал, яга пнул меня ногой, чтобы заставить разогнуться. Я не заставил себя долго упрашивать и, вскочив на ноги, одним ударом выбил кинжал из его руки, а другим — отправил его в нокаут. К тому времени, как яга очухался, я уже крепко связал ему руки его же ремнем. Встряхнув яга, я заставил его встать на ноги, а сам влез ему на спину и обхватил ногами туловище. Левой рукой я крепко держал его за горло, а правой приставил к его груди кинжал Готраха.
Я негромко и коротко объяснил ему, что он должен был сделать, чтобы остаться в живых. Не в правилах яга было жертвовать собой, даже когда речь шла о безопасности его народа. Через мгновение мы уже неслись по розовеющему небу прочь от Пурпурной Реки, прочь от страны Ягг.
Я безжалостно погонял этого крылатого дьявола. Лишь перед закатом я позволил ему приземлиться. Связав ему ноги и крылья, чтобы он не смог сбежать, я отправился на поиски фруктов и орехов. Вернувшись, я покормил яга тем же, что ел сам. Мне были нужны его силы для дальнейшего перелета. Ночью хищники рычали и выли поблизости от нас, приводя яга в ужас. Чтобы не привлекать излишнего внимания возможных преследователей, я не стал разводить костер, предпочитая рискнуть и провести ночь без этой защиты от диких зверей. К счастью, никто не напал на нас в ту ночь. Лес на берегу Пурпурной Реки остался далеко позади, и теперь мы летели над степью; я избрал кратчайший прямой путь к Котху, руководствуясь еще не подводившим меня компасом — инстинктом.
На четвертый день пути я заметил внизу темную массу, в которой я вскоре узнал большую группу движущихся людей — видимо, армию на марше. Я приказал яга подлететь к ним поближе. Зная, что мы уже приближаемся к обширным территориям, контролируемым племенем котхов, я предположил, что это могут быть мои товарищи.
Мой интерес и увлеченность едва не стоили мне жизни. Дело в том, что в течение дня я оставлял ноги яга развязанными, так как он клялся, что иначе не сможет лететь. Но тем не менее руки у него были связаны. Попыток вырваться он не предпринимал, и я даже оставлял кинжал в ножнах, рассчитывая, что смогу управиться с ним без оружия. Надо же было случиться, что именно в тот день моему пленнику удалось развязать ремень на запястьях. И стоило мне, увлекшись разглядыванием толпы внизу, ослабить хватку, как он тотчас же попытался избавиться от ненавистного седока. Прежде всего он резко дернулся в сторону всем телом, так, что я чуть не упал и еле удержался у него на загривке. В тот же миг его длинная рука скользнула мне за пояс — и вот уже в ней сверкнул мой кинжал.
Затем последовала одна из самых отчаянных схваток в моей жизни. Съехав со спины яга, я повис в воздухе, вцепившись одной рукой ему в волосы и обвив ногой его ногу. Второй рукой я удерживал руку яга с занесенным надо мной кинжалом. Так мы и боролись на высоте тысячи футов: о® — чтобы сбросить наконец меня или вонзить кинжал мне в сердце; а я прикладывал все силы, чтобы не отцепиться и удержать нацеленный на меня кинжал.
На земле мой большой вес и сила быстро сломили бы противника, но в воздухе он имел преимущество. Свободной рукой он бил меня по лицу и царапал шею, а его колено то и дело вонзалось мне в пах. Я терпел, видя, что эта борьба заставляет его опускаться все ниже и ниже к земле.
Поняв это, яга сделал последнее отчаянное усилие. Перехватив кинжал свободной рукой, он нацелил его мне в горло. В тот же миг я резко потянул на себя его голову. Яга сильно дернулся, и удар кинжала пришелся не мне в шею, а ему в бок. Завопив от боли, он почти перестал махать крыльями, и мы почти отвесно полетели на землю, о которую ударились с изрядной силой.
Я тяжело поднялся. Яга не подавал признаков жизни. В падении я постарался перетянуть его под себя, и вот теперь его тело, защитив меня от страшного удара о землю, неподвижно лежало в жуткой, исковерканной позе.
До моих ушей донесся многоголосый рев. Обернувшись, я увидел несущуюся ко мне толпу волосатых дикарей, выкрикивающих мое имя. Я встретился со своим племенем.
Волосатый великан подбежал ко мне первым и дружески хлопнул меня по плечу. (Вообще-то, таким ударом можно было бы сбить с ног лошадь.) Затем он обнял меня, чуть не раздавив и приговаривая при этом:
— Железная Рука! Разрази меня Тхак! Это ты, старый плут! Не поверишь, я так рад, так рад — впервые с тех пор, как переломил хребет этому мерзавцу Кхушу из Тханга!
Это был Гхор. За ним появились Кхосутх Головорез (мрачный и серьезный, как всегда), Тхаб Быстроногий, Гушлук Тигровой — в общем, все мои приятели, воины Котха. То, как они лупили меня по спине, обнимали и орали приветствия, выражало неописуемую радость и восторг, немыслимые на Земле ни по степени выразительности, ни по искренности. Ибо я знал, что лицемерию нет места в простых и честных сердцах этих людей.
— Где ты пропадал, Железная Рука? — воскликнул Тхаб Быстроногий. — Мы нашли в степи твой разбитый мушкет, а рядом — мертвого яга с проломленной башкой. Мы решили, что эти мерзавцы расправились с тобой, но твоего тела так и не нашли. И вот теперь ты сваливаешься на нас прямо с неба вместе с еще одним крылатым дьяволом. Ты что, ездил в гости в их крепость — Юггу?
Тхаб захохотал, как хохочут люди над собственной удачной шуткой.
— Ну да, — ответил я, — я побывал в Югге, на скале Ютхле, на берегах Йогх, в стране Ягг. Где Заал Копьеносец?
— Он среди той тысячи; которая осталась охранять город, — ответил Кхосутх.
— Его дочь, Альтха, находится в плену у яга, в Черном городе, — сказал я. — Она погибнет в полнолуние, вместе с ней — еще сотни девушек, а затем постепенно и
