«Кто я?».
А он:
«Уже не признаём?».
На меня как‑будто что‑то нашло, продолжаю дурку ломать:
«Генка, ты, что ли?».
Он, видимо, понял, говорит:
«Ладно, не хочешь говорить, так и скажи, зачем голову‑то морочишь?..».
Пришлось ввязаться в разговор. Точно не помню, как там всё было, но думаю, что стандартно, то есть, как всегда:
«Привет. Как дела?».
«Как обычно. — Говорит он, и тут вдруг выдаёт: — Я так полагаю, что ты занята и не сможешь найти свободной минутки, чтобы встретиться?».
Я немного растерялась от такого утверждения, и решила одним махом прекратить дальнейшие разборки, говорю:
«Правильно мыслишь».
А он чуть ли не слово в слово процитировал мою мамочку:
«Понятно. Всю жизнь водить слепца… Извини, если что не так. Прощай, Лилька. Будь счастлива». И дал отбой. Я даже не успела слова вставить. Перезванивать не стала. Зачем? Всё и так было ясно. Больше он не звонил никогда. Я тоже.
Прошёл почти год. Я сдала последний экзамен. Так получилось, что машина в этот день немного задержалась, и мне пришлось, идти пешком. Уже почти подле самого дома навстречу вышли двое. Один высокий, стройный парень, другой ниже, накачанный, в чёрных очках. Они шли рядом, едва касаясь друг друга локтями, весело о чём‑то болтая. Что стоило мне пройти мимо и промолчать, но, увы, какой шмель меня укусил, не знаю. Я стала прямо перед ними и поздоровалась:
«Привет, Генка».
Они мгновенно, как по команде, замерли. Его друг, мельком взглянув на меня, предложил:
«Ген, я подожду в сторонке, позовёшь».
Он явно был старше Генки лет на десять, но выглядел очень эффектно. Только Генка решил иначе. Он взял друга за руку и сказал:
«Нет. У меня от тебя тайн нет».
Тогда его друг возразил:
«Ген, так нельзя».
Генка усмехнулся как‑то не очень весело, и ответил:
«Можно, Гера, можно, и даже нужно. Привет, красавица».
Не скажу, что мне не понравилось обращение «красавица», но было в этом что‑то язвительное, саркастическое, оскорбительное.
«А ты не хуже». — Ответила я, и была не очень далека от истины.
Шрамы на лице у Генки отсутствовали, что свидетельствовало о хорошей пластике, а глаза прятались за стёклами чёрных очков.
«Благодарю за комплемент! Чем могу служить?» — Шаркнул он ножкой.
«А вы не очень‑то и любезны, сэр рыцарь.» — Уколола я его. Он в долгу не остался:
«Увы, жизнь гусарская, этикетам не обучен‑с».
«Тоже мне, гусар выискался!..» — Фыркнула я.
Так мы пикировались некоторое время пока терпение Генки не закончилось, и он спросил:
«Это всё, что ты мне хотела сказать?».
Меня такая злость взяла, что я, не удержалась, съязвила:
«Почти».
Он опять усмехнулся и говорит:
«Тогда прощайте, мамзель. Нас ждут великие дела и недосуг терять время понапрасну».
Тут я уж психанула. Не знаю, почему, но мне так обидно стало, что я в сердцах воскликнула:
«Шут!».
А он так спокойненько:
«Уж, какой есть. Гер, пошли».
И тут я решила ему отомстить. До сих пор не понимаю, за что? Говорю:
«Погоди. Познакомь меня со своим товарищем. Не прилично ведь».
Генка криво улыбнулся, не обиженно, скорбно как‑то, и говорит:
«Ах, вот зачем я тебе понадобился. Позвольте представить: мой лучший друг Гера, прошу любить и жаловать! Теперь этикет соблюдён?».
Ехидно это как‑то прозвучало. Ну я и ответила:
«Ты меня не представил».
Он обречённо вздохнул и выдал такое:
«А тебя и не надо представлять. Он тебя уже давно знает. Ладно, прощай, и, пожалуйста, не подходи ко мне больше. Мне бы не хотелось смущать тебя своим присутствием».
Это была пощёчина. Я никогда в жизни не получала таких оплеух. И никак не ожидала от Генки подобного. Слёзы навернулись у меня на глаза, но я сдержалась. Лишь сказала:
«А раньше ты бы себе не позволил так дерзить».
Генка пожал плечами и сказал:
«Всё меняется, течёт».
Тут вмешался его друг:
«Ген, ты не прав».
Генка поджал губы, немного помолчал, как бы что‑то обдумывая, и ответил:
«Может быть, Гер, но резать по живому больно, а дважды по одному и тому же месту!..».
А Гера ему возразил:
«На то ты и мужчина, чтобы уметь терпеть».
Тут Генка смутился, покраснел:
«Спасибо, Герка! Спасибо дружище! Ты прав, ты как всегда прав. Прости, Лиля, я был не прав. Поспеши домой, тебя там заждались».
А Гера добавил:
«Да уж. Вон и конвой уже сюда бежит».
Я оглянулась. Действительно, у края дорожки стояла машина, из которой вылезали два охранника. Пришлось махнуть им рукой, мол, всё в порядке, свои. Два толстолоба замерли у распахнутых дверей папиного лимузина, как часовые. Я не знала, о чём дальше говорить, потому сказала первое, что пришло в голову:
«А вы, Геральд, наблюдательны!».
Он слегка поморщился:
«Я не Геральд. Я Гера, это разные имена».
Дух противоречия из меня не выветрился, а потому я возразила ему:
«По‑моему нет».
Тут Генка решил заступиться за друга:
«Это по‑вашему, а по‑нашему нет».
Мне стало скучно. Я уже подумывала, как закончить разговор, только одно мешало, никак не получалось познакомиться с этим Герой поближе. И я сказала:
«Да мне‑то, в общем, безразлично. Не меня же».
Но Генка как бы не заметил моей реплики, просительно сказал:
«Лиль, нам действительно пора».
И тут меня чёрт дёрнул за язык:
«Куда ты так торопишься? Не к своей ли мечте?».
А он спокойно так говорит:
«Да. К своей. Уже только к своей».
Мне стало смешно. Два здоровых парня, а о какой‑то ерунде мечтают. Я обратилась к Гере:
«Гера, я понимаю Генку, ему есть о чём сожалеть, мечтать, но вам‑то это зачем? Неужели вы верите в этот бред? Неужто вы на самом деле думаете, что этот город существует? Вы нормальный, здоровый, красивый парень, вы же всё можете сделать собственными руками?!».
Вот тут‑то он и выдал мне по первое число. Он заговорил так убеждённо, так страстно, что я буквально влюбилась в него, наблюдая за жестикуляцией, выражением глаз, мимикой лица. Он говорил пылко, но мало, очень мало:
«Да, Вы правы. Я могу всё сделать сам, своими руками. — Он сложил руки лодочкой, а когда развёл ладони, там оказался, в буквальном смысле, огненный цветок, настолько он был ярок, он легонько хлопнул в ладоши и мираж исчез. — Но при этом всё равно нужна вера, вера без которой жизнь просто невозможна. Я всегда верю. Я верю людям, я верю солнцу, я верю другу, я верю Вам, Лиля. Я знаю, что вера может всё. Я это видел. Вы нет, потому что убегали со всех ног, спасая свою репутацию. Вы предали Генку, потому что не верили ему, не верили его любви, не верили себе. Я верю, я просто видел этот город. Я там был, я там жил, я там живу, и надеюсь буду жить ещё долго».
