— Этот мир жесток, ангел, — быстро говорил он, глядя на меня. — Понимаешь, можно родиться в шалаше пастуха или в замке барона, но ты ни от чего не защищён! Думаешь, я был счастлив дома, когда у меня ещё был дом? Мой отец хотел, чтоб я стал жрецом в Храме Милосердия. Я! В Храме Милосердия! Он же сам всегда называл меня волчонком! Но я младший сын, и должен был обеспечить ему и братьям прощение милосердных богов, как будто такие существуют! А потом их убили! Всех! У меня на глазах! Я сам чудом остался жив, и всё что у меня есть, это вот этот меч! Он нужен мне, чтоб выживать в этом мире, хотя я не знаю, доживу ли до следующего утра.
День клонился к вечеру, и сидеть на камне мне было холодно и неудобно, но я не решалась убрать крылья, чтоб не утратить ту хрупкую связь, что установилась между мной и этим несчастным мальчиком — ровесником моих младших сыновей. Он сам начал этот разговор, ища какой-то помощи и тут же отвергая её из гордости. Он говорил, говорил, срываясь на крик, но не я вызвала его гнев. Он жаловался на мир и чего-то ждал от меня.
— Посмотри, как всё несправедливо в этой жизни, ангел, — продолжал он. — Сильные убивают и калечат слабых, богатые грабят бедных. И этому нет конца, из этого нет никакого выхода. И что я могу сделать? Разве могу я в этом грязном лесу надеть белые одежды Милосердия? Я же вынужден убивать и красть, чтоб прокормить своих друзей. И я буду это делать, потому что выжить и добиться чего-то в этом мире можно только одним способом — стать сильным.
— По-твоему, сила всегда предполагает несправедливость? — поинтересовалась я.
— Я не видел другой, — ответил он, взглянув мне в глаза.
— Ты говоришь о несправедливости, Эдам, но скажи, кто творит её? Разве боги?
— Люди, но боги закрывают на это глаза.
— Ты хочешь, чтоб тебя вели за руку по твоему пути? Твой отец пытался вывести тебя на путь Милосердия, пусть по своим эгоистичным причинам, но ты противился этому. Ты хочешь сам руководить своей жизнью, и тут же говоришь, что поступаешь как все, потому что так принято. Что изменилось? Воля твоего отца сменилась правилами поведения других, и всего-то.
Его взгляд стал настороженным.
— О чём ты, ангел?
— Я о том, что справедливость и несправедливость — это не воля богов, а деяния людей. Подумай сам, ваш сосед напал на ваш замок и убил твою семью. Разве это была воля богов? Или воля одного человека, свершившего зло и изменившего тем самым твою жизнь. А сегодня ты не дал своим друзьям убить этих бедных крестьян на дороге, позволив им пройти дальше, и даже не стал забирать у них их жалкие гроши, потому что увидел на руках у женщины больного ребёнка. Ты не совершил зла, эти люди будут жить, и тот мальчик, может, поправится, и его мать расскажет ему о том, как молодой разбойник подарил им жизнь. Это — не воля богов, Эдам, это твой поступок. На одно мгновение ты остановил в этом лесу поток несправедливости. Именно так всё и делается. Каждый человек делает свой выбор в каждый текущий момент и множит тем самым добро или зло.
— Мой поступок — капля в море, — возразил он.
— Из капель состоит река, Эдам. Ливень состоит из капель, как и водопад. Слабость и сила определяется не тем, какой груз может поднять человек, а тем, может ли он сам управлять своей жизнью. Ни ты, ни я не можем изменить этот мир в одночасье, но мы можем сделать свой выбор и следовать ему. Однако всё дело в том, что при этом нам приходится принимать на себя ответственность за этот мир, а это — самое сложное. Либо мы помогаем ему катиться в пропасть, либо из последних сил держимся, не давая ему окончательно погрузиться во тьму.
— Тебе легко говорить, — заметил он. — Ты ангел, там, где ты живёшь, нет зла и горя. У тебя есть крылья и твой огненный меч. А что изменится, если я своими слабыми силами попытаюсь противостоять этому миру?
— Мне трудно возражать, мой мальчик, разве что, сказать, что и у меня не всегда были крылья, да и свой меч я нашла не так что б очень давно. Но за всё время моих скитаний я поняла одну вещь: нам, действительно, не дано изменить весь мир, но изменить судьбу одного человека нам по силам. Как ты сегодня изменил судьбу нескольких человек, просто позволив им жить дальше. И для них это значит очень много. Скоро они устроятся на ночлег, а потом они встретят светлое утро, услышат щебет птиц, голоса своих близких. Ты не просто сохранил их для мира, ты сохранил весь этот мир для них. Лишь одним актом милосердия.
Он задумался, а потом вздохнул и поднял на меня глаза.
— Понимаешь, ангел, мне всегда казалось, что в моей груди идёт смертельная битва. Там бьётся белый лебедь Девы Лардес с чёрным орлом Тьмы, и я с ужасом думаю, что будет, если однажды орёл победит? Я опущусь в бездну, которая меня и манит, и пугает. Я словно стою на её пороге и чувствую то могущество, которое она мне обещает, но при этом я знаю, что мне придётся заплатить за него своим живым сердцем. А без него, чтоб я ни получил взамен, я никогда не узнаю счастья.
— Просто реши для себя, какую сторону ты хочешь избрать, и следуй своему решению. Поддержи ту птицу, которая понесёт тебя туда, куда тебе надо.
— Я полагал, что ты скажешь, что я должен следовать за лебедем.
— Я не могу навязывать тебе своё решение, чужие решения редко исполняются до конца. Я давно сделала свой выбор, но, уверяю, он вёл меня по не таким уж гладким дорогам. Хотя, если честно, другого выбора у меня и не было. А что ты будешь делать со своей жизнью, решать тебе.
— Ты странный ангел! — воскликнул он, откинув голову. — Мне всегда казалось, что духи указывают путь и поучают, а ты советуешь мне сделать выбор самостоятельно. А если он тебе не понравится?
— И что? Отвечать за него тебе, а не мне. И ты, а не я, будешь пожинать его плоды. Так что, сам понимаешь, навязывать тебе что-то с моей стороны было бы неправильно. Я чувствую в тебе силу, Эдам, силу духовную, но ты на распутье. К сожалению, я не могу помочь тебе выбрать дорогу. Рано или поздно ты сделаешь это сам.
— Я уже сделал, — заявил он, усмехнувшись. — И ты мне помогла. Ты объяснила мне, что главное в этой жизни не то, что делают другие, а то, что считаю нужным делать я. Тебе не придётся раскаиваться в том, что ты оказала мне эту помощь. Ты не спросишь, что я выбрал? Ты уже знаешь, да? Ты же ангел! И ты права. Мне понравилось, как смотрели на меня эти крестьяне, когда я отпустил их. Не думаю, что убить их было бы приятнее.
Я смотрела на него и думала, что было бы хорошо, если б принятое им сейчас решение вело его дальше всю его жизнь, но, увы, этот мир был, действительно, слишком жесток, чтоб так просто было придерживаться своего пути, особенно, если он идёт против всех.
Так странно протекала теперь моя жизнь, словно забрав из сейфа на «Пилигриме» свой лучевой клинок, я подписала контракт на исполнение обязанностей ангела. Постоянно случалось что-то такое, что требовало от меня проявления моей новой сущности. Я то и дело сквозь шелест далёких молитв слышала голоса, звавшие меня, и бросалась на помощь. И мне удавалось помочь. Всегда, не важно, пришлось ли мне выводить из болота путников, подсказывать селянам, где искать заблудившуюся в лесу корову, мирить поссорившихся влюблённых или лечить умирающего ребёнка паломников, нёсших его в луар для исцеления у алтаря Девы Милосердия. И чем больше мне приходилось вмешиваться в эти дела, тем яснее я понимала, что нет в моей новой работе никаких мелочей, потому что каждый мой «вылет на задание» что-то менял в судьбах людей, просивших меня о помощи, возвращал им надежду и наполнял верой в себя. Мне немало пришлось потрудиться, чтоб уговорить одинокую престарелую матрону, живущую в небольшом городке, взять под опеку двух голодных сирот, но залетев к ним через день, я увидела, как принаряженные малыши играют в её маленьком садике, а она сидит в плетёном кресле и на её вечно недовольном лице светится мягкая улыбка.
Помогать крестьянам, попавшим в засаду, устроенную шайкой беспризорников, мне даже не пришлось. К тому времени, как я появилась, предводитель мальчишек Эдам уже сам всё решил и, несмотря на ворчание своих друзей, отпустил перепуганных путешественников дальше. Я задержалась только лишь потому, что они увидели меня и оказались так впечатлены моими крыльями, что едва не попадали ниц, и только Эдам стоял твёрдо, как скала, и смотрел на меня исподлобья. И вскоре я поняла, что это «задание» состояло не в спасении беззащитных путников от злых лесных разбойников, а в том, чтоб выслушать этого мальчика и помочь ему оформить в своём сознании то, что он итак уже знал в своей душе. Мы расстались с некоторым сожалением, и он ещё какое-то время махал мне рукой, когда я поднималась над кронами деревьев. Я простилась с юным атаманом разбойников, и он отправился к своим друзьям, которые всё ближе жались к огню в подступающих прохладных сумерках. А мне пора было возвращаться в замок Повелителя Теней. И, по крайней мере, этот день был прожит тоже не зря, хоть он и не приблизил меня к моей самой главной цели.
