Кольтен никогда не выступал перед войсками. Нет, он не таился от солдат, но и не делал себя центром внимания, чем грешили многие его командиры. И тем не менее солдатские сердца безраздельно принадлежали ему, словно были заполнены его незримым присутствием.
«Что будет, когда однажды эта вера поколеблется? Вдруг нас от этого отделяют считанные часы?»
— Противник выслеживает наших дозорных, — нарушил молчание Кольтен. — Нам не узнать, какие «подарки» приготовлены для нас в долине.
— А как союзники Сормо?
— У духов тоже жаркое время.
«Неужели семкийский бог так и не повергнут?»
— Канельды, дебралийцы, тифанцы, семкийцы, тепасийцы, халафанцы, убарийцы, хиссарцы, сиалкийцы и гуранцы.
«Он назвал четыре племени и шесть легионов из городов. Неужели я слышу его сомнения?»
Виканский полководец плюнул на угли.
— Армия, что ждет нас, — одна из двух, удерживающих южный край.
«Откуда он узнал об этом?»
— Неужели Шаик покинула Рараку?
— Нет. И это ее ошибка.
— А кто удерживает ее тылы? Или на севере мятеж подавлен?
— Подавлен? Нет, историк. Он там вовсю цветет. А что до Шаик… — Кольтен поправил свой плащ из перьев. — Возможно, она сумела увидеть будущее и узнала, что вихрь Дриджны захлебнется. Сейчас адъюнктесса императрицы собирает легионы. Гавань Анты запружена кораблями. Вскоре все поймут: успехи мятежников были недолговечны. Они пролили немало крови, но лишь из-за слабости, проявленной империей. Шаик должна это знать. Она потревожила дракона. Дракон летит неслышно, но когда его ярость обрушится на Семиградие, от нее не спрячешься нигде.
— А Вторая армия… она далеко от нас?
Кольтен встал.
— Я намерен опередить их и подойти к Ватару на два дня раньше.
«Должно быть, Кольтен узнал, что вместе с Убаридом пали Девраль и Асмар. Ватар — третья и последняя река на нашем пути. Если мы перейдем через нее, откроется прямая дорога на Арен… по крайне враждебным землям».
— До реки Ватар еще не один месяц пути. Что нас ждет завтра?
Кольтен подмигнул ему.
— Завтра мы, само собой, разобьем армию Камиста Рело. Чтобы достигать успеха, нужно смотреть далеко вперед. Уж ты-то должен это понимать.
Кольтен ушел.
Дюкр смотрел на угли, ощущая во рту кислый привкус.
«Это вкус страха, старик. На тебе нет непробиваемых доспехов Кольтена. Ты не способен видеть дальше чем на несколько часов. Ты ждешь рассвета и веришь, что наступает твой последний день. Конечно, ты непременно должен увидеть это своими глазами. А Кольтен ожидает невозможного; ждет, что и мы проникнемся его непоколебимой уверенностью. Его… безумием».
На его сапог опустилась ризанская ящерица. Она сложила тонкие крылышки, не переставая пережевывать еще живую плащовку. Дюкра поразило, что плащовка сражалась за жизнь до последнего. Историк дождался, пока ящерица насытится, потом согнал ее.
В виканском лагере тоже не спали. Дюкр направился туда… При свете чадящих факелов воины из клана Глупого пса готовили амуницию. Подойдя ближе, он увидел новенькие доспехи из вываренной кожи, окрашенные в неяркие зеленые и красные Цвета. Он стал припоминать, видел ли прежде такое одеяние у виканцев. Похоже, что нет. По коже доспехов цепочками тянулись выжженные виканские письмена. Присмотревшись, Дюкр понял: доспехи вовсе не были новыми. Просто их еще ни разу не надевали.
Молодой розовощекий виканец сосредоточенно натирал жиром конский налобник.
— Увесистые доспехи, — заметил Дюкр. — И всаднику, и коню будет в них тяжело.
Воин молча кивнул, не отрываясь от дела.
— Вы становитесь тяжелой кавалерией.
Парень снова лишь пожал плечами.
К ним подошел старый солдат.
— Эти доспехи готовились еще для нашего восстания против малазанцев. Потом мы заключили мир с императором, и они не понадобились.
— И с тех пор вы так и возите их с собой?
— Да, историк.
— Что ж вы не надели их, когда бились на берегах Секалы?
— Нужды не было.
— А теперь?
Улыбаясь, солдат взял в руки подлатанный металлический шлем.
— Мятежники Рело еще не видели тяжелой кавалерии. Пусть посмотрят.
«Глупцы! Напяленные тяжелые доспехи не сделают вас тяжелой кавалерией. А вы упражнялись в них? Сумеете двигаться ровной цепью на полном скаку? А стремительно развернуться? Вы же еще не знаете, долго ли выдержат дополнительный груз ваши лошади».
— Вижу, вы волнуетесь, — сказал он виканцу.
Тот понял его недоверчивость и заулыбался еще шире.
Молодой солдат закончил возиться с налобником и стал надевать оружейный пояс. Потом вынул меч. Длинное лезвие было вороненым, с закругленным тупым концом.
«Оружие явно не для твоих рук, парень. Один взмах, и оно выбросит тебя из седла».
— Поупражняйся, Темул, пока есть время, — сказал ветеран по-малазански и усмехнулся.
Темул немедленно принялся вытанцовывать с мечом, делая выпады в разные стороны.
— Ты и на поле боя будешь сражаться пешим? — спросил его историк.
— А по-моему, старик, тебе самое время завалиться спать, — не слишком дружелюбно ответил парень.
«Все ясно, мальчик. Я тебе мешаю. Моли богов, чтобы завтра ты так же лихо косил мятежников».
Дюкр зашагал прочь. Он всегда ненавидел эти часы перед сражением. Подготовка, которую многие солдаты возводили в ритуал, его не успокаивала. Проверка оружия и амуниции занимала у опытного солдата от силы четверть часа. Чтобы занять себя, солдаты повторяли ее снова и снова. Правильнее сказать, они занимали руки, медленно освобождая разум от всего постороннего. Мир становился ярче, краски — насыщеннее. А потом просыпалась жажда вражеской крови, завладевая душой и телом.
«Одни воины готовятся выжить в грядущем бою, другие — умереть. Но пока судьба не раскрыла своих карт, этого не узнать. Быть может, Темул сейчас танцует с мечом в последний раз. Когда они помчатся на врага, этот розовощекий воин даже не успеет выхватить его из ножен».
Небо на востоке посветлело, а прохладный ветер потеплел. Небосвод был на удивление чистым — ни облачка. Стая птиц летела к северу. Из-за большой высоты казалось, что они медленно плывут.
«Маги пустыни всегда внимательно следят за узорами птичьих стай и по ним предсказывают события. Может, и эти серые пятнышки что-то знаменуют, только мне не дано понимать язык их движения».
Оставив позади виканский лагерь, Дюкр вступил в расположение отрядов Седьмой армии. Язык расстановки шатров был ему хорошо знаком, и по их положению он сразу видел, кто где разместился. Пехота — ядро всей армии — распределялась по полкам. Каждый полк состоял из когорт, а те — из взводов. Пехотинцы шли в бой, вооруженные бронзовыми щитами в человеческий рост, копьями и короткими мечами. Солдаты надевали бронзовые кольчуги, кольчужные наколенники и перчатки. Их бронзовые шлемы для прочности окаймлялись железными полосами. Кольчужные воротники защищали им шеи и плечи. Помимо солдат к пехоте были приданы военные моряки и саперы, а также тяжелая пехота и войска атаки — давнишнее изобретение императора, не прижившееся в других армиях. Эти были вооружены арбалетами и двумя мечами: коротким и длинным. Под серыми кожаными доспехами тускло поблескивали вороненые кольчуги. Каждый третий солдат нес массивный круглый щит из толстого мягкого дерева. За час до начала сражения такие щиты вымачивали в воде. Щиты бросали буквально в первые же минуты боя. Они были густо усеяны стрелами и обломками копий. Эта особая тактика Седьмой армии оказалась успешной в сражении с семкийцами и их хаотичными способами ближнего боя. Моряки называли ее «выдергиванием зубов».
