Не сможет, даже если это будет стоить ей жизни. Никогда прежде Майту не подумала бы, что мимолётная привязанность сумеет так подчинить ее себе, заставив позабыть даже о самом главном — об инстинкте самосохранения.
Вот теперь этот торжественный и пугающий миг настал. Она жила уже не для себя — а для того преступника, и ее совершенно не волновало, что об её отважном самопожертвовании он вряд ли когда-либо узнает. Все это уже не имело значения — никакого.
Глава 6. Карта бита
Дэраэль привык к обществу чужачки.
Он привязывался к ней постепенно, но верно: никогда он не думал, что будет испытывать такие странные и двойственные чувства, как затаённая настороженность и просыпающееся любопытство, к этой девушке. Вначале она его раздражала, затем он потерял к ней интерес, а потом и вовсе неожиданно осознал, что привык к её тихому присутствию в берлоге Касиада, как к чему-то само собой разумеющемуся и милому. Она приводила комнатку в порядок: за две недели, проведённых ею здесь, стены украсились жёлтыми коврами, полы избавились от грязи. Никто из них не знал, как она умудряется из засохших горбушек хлеба, сыра и заплесневелых овощей соорудить вкусную похлёбку, но ели все, и с одинаковым аппетитом. При этом девушка общалась только с Касиадом, Дэраэль её, очевидно, ни в коей мере не интересовал. А вот он обратил на чужачку внимание только после того, как та продемонстрировала свои кулинарные таланты. Именно хозяйственность привлекала его в девушках, и однажды он жестоко ошибся, выбирая по этому принципу — когда взгляд его пал на чудесно готовившую Асиэль, а та, едва ее пригрели под своим крылом, стала строить глазки стражникам и властно покрикивать. Впрочем, у Асиэли была весьма странная философия: она была убеждена, что окружающие мужчины уже ей чем-то обязаны только из-за её пола.
Чужачка тоже держалась высокомерно, но ее высокомерие было иным. Астаэль относилась к Дэраэлю неприязненно потому, что он был преступником: похищение, спасшее ей жизнь, она не ставила ни ему, ни его друзьям в вину. За прошедшее время она освоила достаточно новых секторианских слов и теперь кое-как, с ужасным акцентом, могла выражать свои мысли, а не одни лишь примитивные желания. Правда, по большей части она предпочитала молча сидеть над свитками, что ей приносил из Отдела Касиад и, хмурясь, что-то сосредоточенно записывать. Дэраэлю редко удавалось её разговорить, и он старался не слишком явно обнаруживать своё желание сделать это, чтобы Астаэль не зазналась.
Сейчас они были в комнате вдвоем. Касиад ушёл в Отдел: притворяться покорным и тупым писцом, не знающим правды о собственном государстве, Картес увязывал немногочисленные пожитки Дэраэля в их новой обшарпанной квартирке, которую они выпросили в обмен на старую у знакомых преступников. Дэраэлю все-таки казалось, что за ним по пятам неотступно следуют, что у него с хвоста не слезают, несмотря на все его меры предосторожности. Враг знал Сектор так же хорошо, как и он сам, а быть может, даже и лучше него. У Дэраэля возникало такое ощущение, словно он играл в шахматы вслепую. Тревога и бессонница стали его постоянными спутниками. Он понимал, что ослабил бдительность и наверняка допустил немало промахов, а его враг этим воспользовался… Конечно, ведь он-то спокойно спал по ночам, как это делает всякий охотник, уже расставивший силки для бестолковой жертвы…
Дэраэль взволнованно прикусил губу, и чужачка чуть повернула к нему лицо. Её брови изогнулись вопросительной дугой.
— Что с тобой? — с грубым акцентом спросила она. — Ты выглядишь уставшим.
— Есть от чего устать, — невесело сказал Дэраэль, проведя ладонью по волосам, — ведь это из-за тебя, Астаэль, мы оказались втянуты в такие ужасные неприятности. Ты неглупая женщина и должна понять, что за твою голову наше правительство готово передраться. Я не знаю, почему, но мы не должны знать о вашем городе.
Астаэль задержала на нём свой пристальный, холодный и расчётливый взгляд, а затем медленно кивнула.
— Я понимаю, — степенно сказала она, и ее лицо приняло важный вид, — что, вероятно, сам факт нашего прибытия послужил сигналом к убийству моего спутника. Твой товарищ говорил мне о том, что сталось с Миморо. Он говорил, — девушка коротко вдохнула и, облизнув губы, промолвила: — Он сказал, что ты был свидетелем.
— Да, — подтвердил Дэраэль, — и именно поэтому меня теперь так стремятся прикончить, что мне совсем не по нраву.
— Мне тоже не по нраву, что я не могу исполнить приказание правительницы, — живо сказала Астаэль. — Если я покажусь ей на глаза без Миморо и скажу, что провалила миссию, она покарает меня… жестоко, — в спокойном лице девушки впервые что-то дрогнуло, точно ее объял настоящий ужас. — Хотя Миморо и был мужчиной, в глазах нашей Матери любой человек ценен, особенно такой же талантливый.
— Ты считаешь, что женщины ценнее мужчин? — резко спросил Дэраэль и подался ближе.
Она пожала плечами.
— Разве это не очевидно? Женщине известна самая главная тайна: тайна зарождения новой жизни. Женщина куда проницательнее мужчины, она умеет не только разрушать, но и созидать, сохранять устоявшийся порядок даже сейчас, в своей новой роли, когда на её плечах лежит такая большая ответственность. Женщина более мягка и безрассудна, конечно, но эти минусы лишь оживляют её портрет. В конце концов, наша Мать — женщина! И перед таким человеком, как она, я могу лишь преклоняться.
Дэраэль одарил её колючим ледяным взглядом, ему показалось, что в глубине его существа отчётливо зашевелилось искреннее презрение.
— Лучше думай о том, как выпутаться из этой ситуации невредимой, — сухо напутствовал он девушку и поднялся.
Её лицо утеряло свое безумно-вдохновённое выражение, и глаза потускнели, опять наполняясь непроницаемым туманом.
— Это было бы и тебе полезно, — отстранённо сказала она и опять опустила взгляд на свой свиток.
Дэраэль резко поднялся. У него ещё оставались кое-какие неулаженные дела на старой квартире, и он счёл вполне возможным оставить Астаэль одну, благо, что об этом убежище явно никто ещё не проведал и наблюдения не установил. А ему стало резко неприятно находиться с Астаэлью в одной комнате: своими словами она противно напомнила ему шлюху-сестру Касиада, один образ которой вызывал в горле едкую тошноту почти одного свойства с ненавистью.
— Побудь пока сама себе хозяйкой, — затыкая кинжал за пояс, сказал он Астаэли, — я скоро вернусь. И не вздумай высовываться на улицу, ты слишком приметная…
— Зачем мне куда-то выходить? — холодно спросила Астаэль, увлечённо царапая что-то в своём личном свитке. — Я знаю, на улице опасно.
Дэраэль ответил ей на это только быстрым кивком, на который она не обратила уже совершенно никакого внимания, и поспешным шагом вышел из комнатушки. Сердце его отчего-то быстро и часто стучало в разгорячённой груди.
На улицах, как всегда, лежал плотным слоем густой серый туман. Сквозь его пелену отдельные фигуры прохожих были видны совсем плохо, они словно стирались посреди густого марева, едва появляясь и тут же проваливаясь в ничто снова. Дэраэль шёл не слишком быстро, но и не слишком медленно, наклонившись вперед и ссутулив плечи, словно самый обыкновенный секторианец, утомлённый долгим трудовым днём. На самом же деле он пристально наблюдал за обеими едва видными в тумане улочками. За ним следили.
Небольшая фигурка в потасканной рабочей форме присоединилась к нему на углу Главной улицы и аккуратно, с педантизмом едва сошедшего со скамьи студента соглядая, села ему на хвост. Дэраэль шёл, звонко стуча подошвами о плохие, древние камни мостовой и не показывая виду, будто он обратил на слежку внимание. На самом деле его терзали напряжённые размышления.
«Куда он тащится? Хочет довести меня до квартиры или рассчитывает, что я приведу его к Астаэли? — он краем глаза косился на шпиона: тот весьма убедительно валял дурака, притворяясь, будто газета с репортажем о последних достижениях правительства глубоко и искренне его волнует. — Надо как-то от него отделаться… к тому же, существует вероятность, что он скумекает, куда я переехал».
