— Хорошо. Но его мог принести слуга.
Я должен был просто взять у неё мешок, но я продолжил разговаривать с ней. Она опустила руку с мешком.
— Ваши слуги отправили меня сюда. Я не знала, что здесь пиршество.
Нет, но об этом знали слуги. Как жестоко они подшутили над этой солеискательницей.
Взяв у неё лекарство, я сказал:
— Спасибо, что принесла его.
Она быстро кивнула и собралась уходить. Сегодня она выглядела иначе, закрытой, молчаливой.
— Разве ты не останешься? — сказал ей Омар.
Я ощетинился.
— Я сегодня один, — рассмеялся он.
— Омар, — предупредил я его.
Он удивлённо посмотрел на меня.
— Что такое? Стал королём и теперь слишком хорош для шлюхи?
Краем глаза я заметил, как Эмель вздрогнула. Я закрыл глаза, сразу же протрезвев, и постарался не выйти из себя. Когда-то мы неплохо проводили время с Омаром, отчасти благодаря его хамскому поведению, но сегодня я не мог этого выносить.
— Иди внутрь, — сказал я, положив ему руку на спину и скользнув пальцами по шёлковой ткани.
— Ну вот, — сказал он, пригладив бороду. — Неужели я не могу немного повеселиться?
Я посмотрел на Тамама, который смотрел на нас так, как он смотрел на всё — настороженно и внимательно. Оставив свой кубок на перилах, Тамам повёл Омара внутрь.
— Он пьян, — сказал я Эмель.
Это было паршивое объяснение, и я тут же о нём пожалел, когда увидел, как она нахмурилась. Теперь я стоял на балконе один. Эмель осталась под аркой, словно какой-то невидимый барьер не давал ей подойти ближе.
— Мне надо возвращаться к Альтасе, — сказала она, собравшись уходить.
— Пожалуйста, подожди.
Слова вырвались у меня изо рта раньше, чем я успел себя остановить. Пытаясь придумать причину, ради которой я попросил её остаться, я выпалил:
— Ты уже видела море?
— Да.
— Но не отсюда. Иди сюда.
Я указал на вид с балкона, но затем понял, что была уже ночь, и она мало что могла разглядеть. Моя рука опустилась.
Эмель сделала два шага в сторону балкона и остановилась.
— Здесь красиво.
Но её слова прозвучали не так, словно она считала этот вид красивым. Мне показалось, что она напугана, поэтому я сказал:
— Мы довольно высоко.
Её взгляд упал на край балкона.
Опустив руки на перила, я сказал:
— Но отсюда открываются лучшие виды на Алмулихи.
И я увидел в её глазах, как она в первый раз осмотрела мой город. Он должен был казаться ей красивым и впечатляющим. А я был его королём. Гордость заставила мой подбородок и грудь приподняться.
— Я никогда ещё не поднималась так высоко.
Я опустил голову и посмотрел на крыши домов. Ну, конечно. Она жила в деревне в шатре. Моя тактичная мать ни за что не допустила бы такой ошибки.
— Тебе нечего бояться. Балкон прочный, — сказал я, наконец, постучав по полу балкона пяткой.
Она вздрогнула и придвинулась поближе ко мне. Я мог протянуть руку и почти коснуться её.
Она осторожно посмотрела на меня. Что ты такое видишь?
— Эмель означает «стремление»? На древнем языке? — спросил я.
— Мне говорили, что да.
Теперь она стояла рядом со мной. Её пальцы медленно потянулись к перилам.
— Не то, чтобы я на нём говорил. Мои учителя пытались меня учить, но я был упрям. Не понимал всю ценность. А теперь мне приходится прибегать к помощи переводчиков, чтобы читать древние тексты и законы.
Я начал болтать всякую чепуху.
— Но это нормально для королей. У моего отца был Нас…
Она замолчала и посмотрела на меня.
— Люди, которые ему помогали.
— Это так, но королям нужна помощь, потому что у них много задач, а не потому, что они не могут выполнить их самостоятельно.
Я вспомнил про Азима, который сражался с захватчиками, перед которыми я струсил.
— Зависимость — это слабость.
Она уже облокотилась о перила. Она становилась смелее с каждой секундой. Платок на её спине не мог скрыть округлости её бедер. Мне захотелось стянуть с неё этот платок и провести пальцами по этим изгибам.
Внутри снова шумно затянули песню, но она звучала где-то далеко.
Налетел ветер. Он закружился вокруг нас и приподнял платье вокруг её щиколоток так, что я заметил туфли на её ногах. Не сандалии. Она оттолкнулась от перил вместе с порывом ветра, в страхе округлив глаза. Её волосы были уложены, как когда-то у моих сестёр, которые проводили слишком много времени перед зеркалом, перекручивая волосы и укладывая их таким образом. Тогда мне казалось легкомысленным тратить на это столько времени, но теперь, когда я смотрел на волосы Эмель, уложенные у неё на голове, смотрел на платье, которое вздымалось вокруг неё, точно перья птицы, я поменял своё мнение. Вероятно, это не было настолько бессмысленным. Ещё один порыв ветра, и платок упал с её плеч.
Мои глаза, жаждущие увидеть что-то еще, опустились на её плечо. И я замер. На её коже растянулись тёмные шрамы, которые сияли в свете. Это были следы от, по крайней мере, пяти ударов. Это были не шрамы рабочего, с которым что-то произошло. Это были шрамы неповиновения, и их оставили на ней намеренно.
Я резко вдохнул. Что могла сделать дочь короля, чтобы заслужить подобное наказание?
Неожиданно она взглянула на меня. Когда она увидела моё лицо, её лоб нахмурился. Она подняла руки к шее, и её пальцы схватились за края платка. Она медленно попятилась, плотно кутаясь в платок, как это делала моя мать. Но моя мать не скрывала шрамы.
— Оно того стоило? — спросил я.
Её лицо разгладилось. Что она вспомнила? Определенно не боль от хлыста и зуд заживающих ран. Нет, она вспомнила то, что она сделала, чтобы их заслужить.
— Он того стоил, — сказала она и пошла прочь.
* * *
Аниса вернулась быстро с добычей в клюве. Я поднял руку, заманивая золотого орла кровавым мясом. Она приземлилась с тихим стуком и тут же уронила мышь на землю, отчаянно торопясь получить свой приз. Она взяла мясо из моей руки и отвернулась, накрыв себя крылом. Я с нежностью наблюдал за ней и прислушивался к тому, как Нассар и Кофи разговаривали у меня за спиной.
— Кем были эти путешественники? — спросил Кофи.
— Люди с востока, — ответил Нассар.
Кофи фыркнул.
— Сомневаюсь, что им можно верить.
— А зачем им лгать?
Аниса закончила есть и сверкнула на меня своими глазами цвета охры.
— Тебе они тоже наскучили? — прошептал я.
Аниса была моей лучшей охотницей. Я был доволен, но не удивлён, когда она вернулась ко мне после сражения с Алфааром. Она была более преданна мне, чем многие.
То есть, нет, она не была преданной. Она была ленивой. Она знала, кто её кормит.
— Саалим! — проговорил Нассар, повысив голос.
— Мне неинтересны путешественники, которые утверждают, что им пришлось сменить курс из-за какой-то странной женщины.
— Семья Елены захочет проверить, насколько ты серьёзен, — резко сказал Нассар. — Это может быть проверкой.
— Ну, расскажи мне ещё что-нибудь.
— Они говорят, что она появилась перед ними, но тут же исчезла. И что они обнаружили её рядом с огромным черепом, который не мог принадлежать никакому животному из ныне живущих.
— Должно быть, на востоке часто поют песни о си’ле и пьют слишком много арака, — сказал я.
Кофи фыркнул, соглашаясь со мной. Аниса помахала крыльями, закончив обед, словно понимала, какими красивыми были её перья.
— То есть тебе неинтересно услышать о том, что они рассказали о людях в чёрных плащах, которых они назвали даркафами?
Чёрные руки.
Нассар продолжал:
— Они описали их в точности, как и ты.
— Как я?
— Как ты описал тех людей, которых мы встретили в пути.
У путешественников, которые к нам подошли, на руках были чёрные перчатки. Люди, которых описал Омар, нарисовали чёрные руки по всему его городу, словно оставили какое-то послание. Были ли это одни и те же люди?
