— Нет, — сказал я. — Но мы продолжаем держать ухо востро. Скоро мы их найдём.
— А ещё эта кучка отребья, — сказал Омар, слизывая вино с губ. — Они оставили свои знаки по всему моему городу. Чёрные руки.
О да, Омар. Эта маленькая кучка вандалов, которая помечает твой город, конечно же, может сравниться с людьми, которые напали на Мадинат Алмулихи и убили всю мою семью.
Разжав кулаки, я напомнил себе, что Омар сказал это не со зла. В том, что отец так ему потакал, не было его вины.
— А что думает Ибрагим?
— Что они дожидаются… тебя!
Омар приподнял пустой кубок, чтобы слуга, который зашёл в обеденный зал с полным кувшином арака, наполнил его.
— Это затронуло не только поселение Ибрагима, — сказал Гаффар, пока Омар наблюдал за тем, как наполняют его кубок. — Я слышал о похожих знаках в других поселениях.
— Тоже руки? — спросил я из вежливости, всё более уставая с каждым новым глотком вина.
Омар резко поставил на стол пустой кубок, капли арака расплескались по столу.
— Вернись! — заорал он слуге.
— Он слишком быстро ударит тебе в голову, — сказал я, пододвигая свой кубок, чтобы его тоже наполнили.
— Вот именно, — сказал он. — А как ещё я должен поприветствовать своего друга на троне?
Омар никогда не пропускал празднества.
Всё так быстро поменялось после нападения на Алмулихи. Мы едва успели оплакать мою семью, как до нас дошли вести об Алфааре. Решив, что его жажда власти могла подтолкнуть его к тому, чтобы напасть на мой родной город, я в спешке покинул его, чтобы проверить слухи о Соляном короле. Несмотря на то, что они подтвердились — в его шатре было столько же соли, сколько в наших дворцовых запасах, и он действительно представлял опасность, с которой следовало покончить — было очевидно, что он не мог напасть на мой город.
Поэтому я вернулся домой, к ожидавшему меня трону и беспокойным людям, не получив никакой новой информации. И сегодня мы праздновали мою коронацию.
Всё казалось мне неправильным.
Гости становились всё более шумными. Амир встал и постучал рукоятью меча по столу, чтобы все замолчали. Наблюдая за ним, я вспомнил о нашем недавнем разговоре.
Когда мы приехали, мы не заметили необычных знаков, и не услышали никаких разговоров о подозрительных людях в Алмулихи. Я поёжился, вспомнив о той глупой спешке, с которой я отправился в это путешествие. Сколько людей погибло из-за моей слепоты и из-за того, что я настоял на том, чтобы мы пошли другим путём? Мужчины патрулировали границы города днём и ночью, выискивая подозрительных людей в чёрных плащах или солдат, да кого угодно, кто мог бы рассказать о том, кто напал на наш город, и кто приказал тем трём подозрительным путешественникам приблизиться к нам во время нашего путешествия. Были ли эти события связаны? Нассар настаивал на том, что нет. А я не мог признать вслух, что я всё ещё задавался этим вопросом.
— Мы рады, что все вы присоединились к нам, чтобы поприветствовать нашего нового короля, — сказал Амир. — И, хотя мы всё ещё помним королевскую семью, сегодня мы чествуем короля Саалима. Мы здесь не ради печали, а для того, чтобы отпраздновать его триумф. Искупаться в водах Вахира и помолиться ему, отблагодарив его за такой дар.
Он опустил пальцы в неглубокую миску с водой, которая стояла рядом с его тарелкой.
Проделав то же самое со своей миской, я произнёс быструю молитву о мире и разрешении всех вопросов. Я прижал пальцы к запястью, и всё остальные сделали то же самое.
— А теперь, — продолжил Амир, потянувшись к вину. — За короля Саалима! И раз уж она к нам присоединилась, за будущую королеву!
Елена сидела через несколько человек от меня, а её охрана стояла у неё за спиной. Несмотря на всю её бледность, на неё было приятно смотреть. У неё были широкие плечи и полные губы. Её талия казалась узкой в этом платье, хотя её бедра не выглядели слишком широкими. Глаза Елены — зелёные, как море — встретились с моими и посмотрели на меня так, словно она прочла мои мысли. Она улыбнулась. Я кивнул ей в ответ, и приподнял кубок.
Все остальные разделили тост Амира, тогда как я смотрел на них как будто в тумане.
— Песня! Песня! — закричал кто-то.
Гаффар запрыгнул на стул и начал хлопать и притопывать ногами в такт знакомому ритму. Все остальные повскакивали с мест, начали хлопать, и, вторя Гаффару, запели слова, которые мы все знали.
О, коли ты не боишься песков,
И в дюны за солью пойти ты готов,
Как только наткнёшься на череп в пустыне,
Беги, что есть мочи, чтобы не сгинуть.
Ведь в черепе этом си’ла живёт,
В изгнании вечном любовь свою ждёт.
Знакомо ей магии чёрной искусство,
Способной любого ввергнуть в безумство.
Богиня рыдает, смотря на того,
Кто планы судьбы попрал для неё.
Чью душу она навечно украла,
И по пустыне как соль разметала.
Магия. Когда-то я смеялся над этим словом. Эдала верила в неё, а я всегда считал её дурочкой. Это было, пожалуй, единственное, в чём мы сходились с моим братом. У нашей сестры были мечтательные глаза и дурная голова, и она везде искала дары богини.
Но в тех бочках появилась вода. Она появилась из ничего. И почему-то теперь, когда я думал о магии, я смотрел на неё по-другому. Теперь она напоминала мне занавеску, отодвинув которую, я мог разглядеть реальность.
Я встал из-за стола и пошёл к арке, под которой стояли Омар и Тамам и смотрели на окутанный ночной тьмой балкон.
— Саалим почтил нас своим присутствием! — закричал Омар, хлопнув меня по спине.
Тамам, который пил свой первый и единственный бокал вина, посмотрел на меня ясными глазами, нахмурив лоб.
Здания перед дворцом потемнели с наступлением вечера, но на них были заметны полосы света. Яркие, точно калёное железо. За городом простирался самый великий дар Вахира: море. Я мог чувствовать его запах в воздухе — соль и мокрый песок.
— О, а вот эта отличается от остальных. Дочь пустыни, — сказал Омар таким тоном, который был мне знаком.
Он увидел женщину.
— Теперь тебе нравятся такие?
Рассмеявшись, я посмотрел в сторону бедной прислужницы, на которую положил глаз Омар. Он недавно женился, но это не поубавило его пыл.
Напиток опьянил меня, но я заметил, что она была такой же красивой, как любая другая здешняя ахира. Я откинулся на перила балкона и сказал:
— Тебя послала Мариам?
Она остановилась под аркой, которая отделяла обеденный зал от балкона. Она выглядела так, словно ей было здесь самое место — точно так же выглядела моя мать, когда ходила по этим коридорам.
— Альтаса, — сказала она, и я узнал её голос.
Улыбка сошла с моего лица, я оттолкнулся от перил и выпрямился. Я не узнал её в этом свободном платье. Такое платье могла надеть женщина из Алмулихи. Оно было ярче, чем цветы в саду, и его украшала какая-то бессмысленная вышивка. Её голову и лицо не закрывал платок, и мои глаза жадно прошлись от её губ к шее и груди. Её волосы были чернее ночи. Моя кровь пришла в движение, и я почувствовал, как начал двигаться в её сторону.
— Она отправила меня сюда, чтобы передать вот это, — резко сказала Эмель.
Что-то было не так, и это прогнало из моей головы образ её голых ног, переплетённых с моими. Её голос прозвучал жёстко, но она смотрела не на меня, а мимо. На Омара. Словно увидела скорпиона в своей кровати.
Я откашлялся.
— Что это?
Она протянула мне бесформенный мешок.
— Лекарство.
От болей в теле, которые мучили меня после путешествия.
— И ты решила принести его сегодня вечером?
— Она сказала, что оно должно быть доставлено в первую четверть луны.
Я выдохнул и потёр лоб. Все эти лекари одинаковые. Я вспомнил, как моя мать жаловалась, когда слуги прерывали её сон, чтобы принести тоники, которые отправляла Захара.
