Но он воздержался от упоминания о женщине в черном. Он инстинктивно понимал, что они не дружны, и не хотел, чтобы тень набегала на прекрасное чело Биргитты. С ним она должна была быть радостной и счастливой.
Родители не показывались. Они явно любили поспать.
В конце концов ему пришлось уйти. Но она убедительно просила его прийти через день, так что прощание не было особенно тяжелым.
— Ты же знаешь, я здесь так одинока, Микаел, — сказала она. — Поболтать с кавалером моего ранга для меня много значит.
Он не стал рассказывать, что только наполовину дворянин. Ему трудно было сконцентрировать внимание, находясь так близко от нее, вдыхая ее сладостное тепло. Его инстинкты самозащиты работали на полную мощность.
— П-передай от меня привет щенку… — заикаясь, проговорил он.
— Я так и сделаю.
Опьяненный счастьем, он направился к воротам. За воротами его ждала дама в черном, невидимая из дома.
— Приходи вечером, Микаел! Я хочу сделать в доме кое-какой ремонт, а мои родственники считают, что это ни к чему. Ты можешь мне помочь?
— Да, конечно, Ваша Милость. Но я не смогу прийти до десяти часов. После десяти я свободен.
Она кивнула.
— Хорошо. К этому времени мои родственники уйдут.
— Мне предстоит сходить в конюшню? В каретник?
— Если это будет возможно. Но вряд ли это получится, они живут рядом с конюшней. У меня другие планы. Я встречу тебя и все расскажу.
— Я приду, — пообещал он, поеживаясь от холода.
Уфф, как все это ему не нравилось! Но он был воспитан рыцарем. Воля дамы была для него законом. А эта женщина была, бесспорно, дамой. В ней было куда больше аристократизма, чем в Биргитте и, тем более, в ее матери. Но для него это мало что значило: Биргитта была прекрасна такой, как она есть.
Ах, дорогой Микаел! У него были возвышенные мысли относительно этой девушки. Однако его тяга к ней не была столь безоблачно сверхчувственной, как он этого хотел. Не задумываясь над тем, почему он это делает, он тщательно мылся перед тем, как отправиться к ней. Почти всю свою жизнь Микаел прожил как монах, поэтому те чувства, которые разбудила в нем Биргитта, были гораздо более телесными и осязаемыми, чем он того хотел. Он пускал пыль в глаза самому себе — и ему это нравилось.
— Ну? — спросил отец Биргитты. — Ты что-нибудь выведала у него?
Она презрительно фыркнула.
— Все, что хотела. Никогда не встречала более доверчивого человека.
Она изложила то, что ей удалось узнать.
— Но я еще не выяснила планов шведского короля относительно Польши и Ливландии. Я сделаю это завтра, когда явится мой офицеришка. Насколько мне известно, его семья близка к королю, поэтому он кое-что знает.
— Только не теряй голову, — рассудительно предупредила ее мать.
Во взгляде Биргитты появилась какая-то мечтательность, она улыбнулась.
— Он очень мил, но не более того. Кстати, он спрашивал про щенка, Я обещала ему показать собаку завтра. Где она?
— Да, где щенок? — спросил отец. Мать недовольно наморщила лоб.
— Я дала слуге распоряжение убить его.
— Но, мамочка! — воскликнула Биргитта. — Что я скажу Микаелу?
Отец подошел к колокольчику и вызвал слугу, который тут же явился.
— Ну, как, ты убил щенка?
Слуга хмыкнул.
— Я сейчас же сделаю это. Как только найду его. Он снова удрал куда-то.
— Нет, не надо, — торопливо перебила его мать. — Не убивай его! Найди его, искупай, смажь раны и покорми! Это важно. Завтра придет шведский солдат, чтобы взглянуть на собаку.
— Будет сделано, Ваша милость.
— Не говорят ли в городе что-нибудь о русских?
— Сегодня приходил коробейник. Он слышал, что царь собрал войско к востоку от Чудского озера. Большое войско!
Все трое фон Стейерхорнов с горечью усмехнулись. Имея сведения о планах шведов, они не боялись прихода царских войск.
Чарующе-прекрасный, окрашенный в цвета индиго вечер воцарился над исстрадавшейся землей Ливландии. Крики журавлиных стай, летящих на север, раздавались в поднебесье.
Дама в черном ожидала Микаела возле ворот. Она была, как обычно, одета в плащ с капюшоном из добротной черной материи, ее руки были плотно скрещены на груди, чтобы хоть как-то сохранить тепло. Темно-русые волосы были уложены в старомодную прическу. Несмотря на простоту одежды, она выглядела не менее величественно, чем иная королева.
— Пойдем со мной, Микаел! Моему имению грозит беда,
И они вместе направились к высоким воротам. Она отошла в сторону, чтобы он открыл их для нее, указала ему на факел и кресало, и он зажег огонь. Она молча шла впереди него, всякий раз останавливаясь перед дверьми и ожидая, чтобы он открыл их, потому что привыкла к рыцарской обходительности.
Он понял, что они направляются в подвал этого промерзшего насквозь дома.
— Как обстоят дела со щенком? — поинтересовался он.
Она удивленно повернулась к нему.
— Ах, да! Наконец-то они нашли его. Бедняга был еще жив…
«Я знаю, что они нашли его, — подумал он, — ведь это я сам его нашел!»
Он усмехнулся.
— Удивительно, что это маленькое существо затронуло во мне какую-то струнку. Вы знаете, у меня есть сын, которого я никогда не видел и о котором никогда особенно не думал. Этот щенок разбудил во мне что-то. Нежность к беззащитным. Ответственность. Последние дни я много думаю о своем сыне.
Ух, как дьявольски холодно было в этом сводчатом подвале! Судя по всему, подвал был очень старым.
— Поезжай домой, Микаел! Ничего хорошего ты здесь не найдешь.
«Ну уж нет, — с протестом подумал он, — впервые в жизни я почувствовал, что живу! Биргитта сделала меня человеком!»
Но отчасти она была права. Такая жизнь ему не подходила.
— Как же я могу уехать домой? Уже четыре года меня вынуждают вести кошмарную, изнурительную жизнь солдата. Моя душа тупеет, изнашивается, по ночам мне снятся дурные сны, днем же я пытаюсь погасить в себе все мысли. Жизнь кажется мне совершенно безрадостной. Во мне зреет страшный протест из-за неудовлетворенности, много раз я вынужден был держать себя в ежовых рукавицах, чтобы не впасть в бессильную ярость. Я больше не могу это выносить! Такая жизнь не может быть моей!
— Конечно, нет! У тебя есть какой-нибудь влиятельный друг, к которому ты мог бы обратиться? — произнесла она почти безразлично, поскольку все ее мысли сконцентрировались теперь на предстоящем деле.
— Да, есть. Мой приемный отец — один из могущественнейших людей в Швеции. Но он сам офицер и, возможно, находится теперь с королем в Польше. И он высоко ставит воинский долг и воинскую честь. Он может истолковать такую просьбу как измену родине.
— Но что является твоей родиной? Он провел руками по волосам.
