— А тебе и не нужно ничего понимать, прелесть моя, — как-то гадостно и подозрительно вдруг улыбнулся Шут. — Так уж и быть, скоро я тебя оставлю, пойду домой… Ты, наверное, думаешь, что мне давно пора?
— Да, пожалуй, именно так мне и кажется, — утвердительно пробормотала девушка, чтобы поддержать разговор. Между тем, она судорожно размышляла, как бы так предупредить эту неблагодарную сволочь об опасности, не выдавая себя. Его ведь наверняка уже ждут дома! Достать разрешение на проникновение в квартиру ничего не стоит, если в ней живет нечисть. Чтобы выписать подобную бумажку и пяти минут не потребуется!
— А мне вот кажется, что ты мне врешь. И куда делись ваши актерские таланты, милейшая госпожа Фламмен? — с фальшивой мягкостью, за которой четко ощущалось что-то недоброе, произнес музыкант, внимательно разглядывая собеседницу.
У той же, казалось, сердце упало куда-то в район желудка и начало медленно перевариваться. За своими моральными колебаниями она и забыла, что напротив сидит далеко не самый глупый представитель эльфийской расы. Не говоря уже о том, что в силу жизненных обстоятельств он был крайне подозрителен и внимательно за ней наблюдал.
Интересно, как у маньяков-извращенцев принято расправляться со злопамятными жертвами?
Кажется, пришло время пускать в ход пресловутые актерские таланты.
— И в чем же заключается эта ложь? — с неподдельным любопытством спросила ведьмочка, немедленно взяв себя в руки.
— В чем она заключается? — задумался, казалось, музыкант. — Наверное, в полном смысле этого слова ее и нет. И, тем не менее… тебе прекрасно известно, что в моей квартире уже битый час дежурят представители властей с вполне определенным намерением арестовать меня по обвинению в принадлежности к нечистой расе. Будешь отнекиваться?
— Что?! О господи, с кем я связалась! Слушай, тебя может в чем-то и обвиняют, но это явно твои проблемы, а не мои. Я вообще не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь, — жестко отрезала Сангрита, всем своим видом показывая, что к его бредням она не имеет никакого отношения.
— Надо полагать, после трех бутылок коньяка и бутылки эля я стал чересчур доверчив и общителен? — с иронией то ли спросил, то ли констатировал эльф и встал со стула. В движениях его сквозило спокойствие и размеренность, но почему-то это внушало скорее страх, нежели облегчение. Шут же обошел стол и, подойдя к девушке со спины, выудил, казалось бы, прямо из воздуха, спицу. Обыкновенную, тонкую, железную спицу.
— Что это? — осторожно спросила ведьма, покосившись на странный предмет в руках эльфа.
— Спица. Отравленная спица, — терпеливым тоном лектора начал объяснять музыкант. — Я не только виолончелист, актер и бывший придворный шут, но еще и фокусник- экспериментатор с обширными познаниями в алхимии. Таких спиц у меня с собой много. Самых разных. Здесь, например, кураре. Конечно, понадобилось немало сил и времени, чтобы достать его, но, тем не менее, я это сделал. Чудесный яд, если хочешь заставить кого-то мучительно умирать. Вызывает паралич нервной системы, а также спазмы мышц и сосудов. Смерть наступает от удушья, при почти ненарушенном сознании. Вот так-то, дорогая. Не думаешь же ты, что без спросу будешь вмешиваться в чужую жизнь и оставаться безнаказанной?
— Сходный вопрос следовало бы адресовать тебе! Не думаешь же ты, что каждая встречная девушка создана для того, чтобы стать для тебя одноразовой подстилкой? — с пробивающейся сквозь страх яростью, поинтересовалась Сангрита и, не теряя надежды выкрутиться, продолжила, — Я смотрю, ты очень любишь продолговатые предметы. Свои спицы ты тоже вставляешь в каждую дырку, или это касается только члена?
Она знала, что наносит собеседнику жесточайшее оскорбление, знала, что каждое слово для него сейчас как пощечина… знала, что ему нечего терять и сотворить он может что угодно… Но ударивший в голову неразбавленный виски в сочетании с врожденным упрямством начисто заглушил робкие призывы инстинкта самосохранения поступать умнее. Тихо сидеть и дрожать от страха?! Ни за что!
— Кстати говоря, на этот раз ты свою палку все-таки убери. Вдруг я не промахнусь, как тогда, в лесу? Придется, конечно, объясняться с полицией, но, думаю, когда они узнают, что спалила я оборотня, меня даже похвалят. Кто станет жалеть нечисть вроде тебя?
Отравленная спица была совсем близко, почти касалась кожи. Шут стоял позади нее и терпеливо слушал всю ее болтовню. Лица его Сангрита не видела, но искренне надеялась, что он примет на веру ее блеф о магии. Убивать же ее он пока не спешил. То ли действительно поверил, то ли обдумывал сказанное, то ли не хотел делать это на глазах у любопытных клиентов «Тролльей тропы», что притихли и внимательно наблюдали за разворачивающимся действом.
Но Шут, как всегда, был оригинален.
— Не ври мне снова, сладкая моя. В театре давно уже поговаривают, что колдовать ты не можешь. Но ты не беспокойся, я тебя сейчас быстренько обеспечу другой карьерой, более тебе подходящей, — так же спокойно, словно и не было этого ушата оскорблений, вываленных на его голову, произнес эльф, резко убрал спицу от горла Сангриты и громогласно осведомился, — Ребята, кому-нибудь нужны десять золотых? Всего-то доставить эту шлюху ближайшему сутенеру. Можете ею даже попользоваться, если хотите. А будет сопротивляться — тем более не церемоньтесь.
С ценой Шут не ошибся. Десять золотых — сумма приличная и нужна была, как оказалось, всем. Да и девчонка симпатичная, ухоженная. Такие, как правило, дорого стоят. Само собой, такую удачу ушлые посетители тролльей забегаловки пропустить не могли.
“Мерзавец, мерзавец, мерзавец… Какой же он мерзавец!” — бешено стучало в мыслях у девушки, пока, с легкого разрешения Шута, один из претендентов на приз не обрушил ей на голову что-то тяжелое, и она отключилась.
Соборная площадь, бульвар Его Величества, Каретный проезд, набережная… Мостовая, длинные жерди фонарей, жилые дома, многочисленные магазины и кафе… ммм, из булочной господина Бриоша как всегда доносится призывное благоухание свежей выпечки! Эх, жаль не до булочек сейчас.
Луиза Леттер, или же, как восхищенно называли ее друзья и с ненавистью процеживали враги, Чертовка Луиза, город знала хорошо и уносила ноги от погони с философским равнодушием человека совершающего утреннюю пробежку. Лохбург никогда не стоит на месте. Здесь жизнь бьет ключом, причем зачастую очень больно, и если ты живешь здесь с детских лет, ничего другого не остается, кроме как включиться во всеобщий ритм жизни. Сегодня ты мирно пьешь кофе, сидя в уютном кафе, а завтра боишься нос на улицу высунуть и за несколько кварталов обходишь полицейские участки. Луизу такая жизнь полностью устраивала. Она любила Лохбург и считала себя такой же неотъемлемой его частью, как ругань грузчиков в порту или же ночные завывания волков-оборотней в Городском парке. Лохбург — это Лохбург, ее родной дом и ее неразрешимая проблема на веки вечные. Не зря же она отказалась переехать к брату — преуспевающему композитору, хотя тот долго и настойчиво уговаривал ее бросить воровское ремесло и этот давно прогнивший в нравственном плане мегаполис. Что ей делать в чинной и благообразной Столице? Да и тамошний чванливый высший свет, в котором вращался Филипп, не вытерпит ее присутствия и пяти минут. Нет, ее место здесь и только здесь. Конечно, ни в одном другом городе Королевства ей не пришлось бы регулярно удирать от разношерстных, но одинаково воинственно настроенных компаний, но дом есть дом, а работа есть работа. У нее еще не такой уж беспросветный случай. Все-таки она профессионал высшего класса, красавица и умеет своей красотой пользоваться, да и у ребят, которых обворовывает, никогда не берет слишком много. Как раз столько, чтобы они чуть-чуть попечалились, а потом плюнули и, посчитав произошедшее неизбежным прибавлением жизненного опыта, забыли.
