Мне казалось, что принимать окончательное решение преждевременно. Прощаясь с Гуннаром, я попросила его не говорить о нашей любви Метрикселле, пока та не будет готова смириться с этим известием.
В ответ Гуннар поцеловал меня в шею и, взяв мою голову в ладони, посмотрел мне прямо в глаза.
— Не люблю врать, — заявил он, сверкнув голубыми глазами так, что у меня похолодело внутри.
— Я не прошу тебя врать, только не говорить правды.
— Правду нельзя скрывать, — покачал головой Гуннар. — У нас в Исландии предателей сурово карают.
Я чувствовала себя прескверно, но страх перед страданиями Метрикселлы заставлял меня не отступать от своего решения.
— Я не прошу тебя становиться предателем, а только ничего ей не говорить. Я сама ей все скажу…
— И заставишь ее страдать еще дольше! — не терпящим возражения тоном перебил меня Гуннар.
В глубине души я понимала, что он прав, но знала, что иногда горькая правда наносит неизлечимые раны, а время врачует душевную боль, поэтому продолжала настаивать.
— Сейчас Метрикселла живет только любовью к тебе. Если ты отнимешь у нее это чувство, несчастная погибнет. Ей нужно научиться обходиться без тебя.
— Отрубить руку ударом меча не так жестоко, как долго пилить ее пилой, — не сдавался Гуннар.
Когда мой прекрасный викинг начинал рассуждать о мечах и кровопролитии, мне становилось не по себе. Я прекрасно понимала, что с такими принципами Гуннар может разбить сердце несчастной Метрикселлы вдребезги.
— Умоляю тебя, не говори ей ничего ради меня. Сохрани наши отношения в тайне. Постарайся приучить Метрикселлу к мысли, что вам не суждено быть вместе.
Постепенно Гуннар поддался моим уговорам и согласился.
Метрикселле я наврала, что Гуннар тоскует по своей заснеженной, окутанной туманами родине и уже не так уверен в том, что ему стоит прожить остаток жизни на берегах Средиземного моря. При этом Гуннар, якобы, обдумывая свое окончательное решение, хотел побыть один.
— Почему же он ничего мне об этом не сказал? — изумилась Метрикселла.
— Чтобы тебя не расстраивать.
— Какая глупость!
— Мужчины склонны к нелепым поступкам.
— Пусть возвращается в Исландию, — улыбнулась Метрикселла. — Я поеду с ним.
От этих ее слов у меня кровь застыла в жилах.
— Ты сошла с ума! — воскликнула я. — Ты же там замерзнешь! Там все время зима! Вечная полярная ночь!
— Ну и что?
— Ты нежная, как мимоза. Исландский климат тебя убьет.
— Ошибаешься. Я же из Андорры,[24] а это высоко в заснеженных горах.
Действительно! Я совсем забыла. Метрикселла наверняка встала на лыжи раньше, чем научилась ходить, а в детстве каталась на санках больше, чем на велосипеде.
— А исландский язык? Ты же его никогда не выучишь!
— Он сложный?
— Очень. Это невероятная смесь норвежского, немецкого и английского.
Кажется, мои слова попали в точку. Метрикселла побледнела.
— У меня совсем нет способностей к языкам, — с тоской пробормотала она.
Стараясь развить достигнутый успех, я придумала новый аргумент.
— А свет? Там же шесть месяцев в году кромешная тьма!
— Как долго? — спросила расстроенная художница, нуждавшаяся для работы в ярком дневном свете.
— Я же говорю — полгода!
— Я не об этом. Как долго Гуннар будет обдумывать свое решение?
— Месяц! — выпалила я.
— Ну ладно… — неохотно кивнув, пробормотала моя подруга.
Я была поражена своим талантам врать и наглости, с которой добивалась собственного счастья за счет чужого несчастья. При этом я была достаточно глупа, считая, что все зависит только от меня. Мне и в голову не приходило, что и другие могут принимать решения.
* * *
Селена умолкла. Неожиданно Анаид заметила, что на улице стемнело, а перед ней, уперев руки в бока на сицилийский манер, стоит не кто иной, как сама Клаудия.
— Mamma mia! Вы что, еще не доделали бутерброды?!
— Ого! — взглянув на часы, удивилась Селена. — Как быстро летит время!
Анаид помрачнела. До начала праздника оставалось совсем мало времени. С минуты на минуту должны были появиться гости. Впрочем, бутерброды были уже готовы, а зал давно оформлен. Вот только она сама не успела переодеться.
Вместе с Клаудией Анаид бегом бросилась домой. На бегу она снова и снова прокручивала в голове рассказанную матерью историю ее невероятной любви.
— Как бы ты поступила, если вдруг влюбилась в моего парня? — внезапно спросила она Клаудию.
— Почему — если?!
— В каком смысле?! — воскликнула побледневшая Анаид.
— А вот в таком! — ответила Клаудия, кивнув в сторону молодого человека на мотобайке, помахавшего девушкам рукой.
— Твой парень просто отпад. Такой красавчик!
Анаид залилась краской.
— Кажется, его зовут Рок! — подмигнула ей Клаудия. — Короче, если ты немедленно его не охмуришь, пеняй на себя!
К сожалению, Анаид была начинающей охмурительницей и плохо знала, с какого бока подойти к решению данной проблемы. К тому же, она очень нервничала, ведь это был ее первый официальный праздник, и считала своим долгом развлекать гостей беседой, проявлять себя радушной хозяйкой и не сидеть без дела. Она никак не решалась подойти к Року и увести его в укромный уголок.
Праздник удался на славу. Было весело, гремела музыка, угощения и напитков хватало на всех. Гости пили, смеялись, некоторые парочки уже стали искать уединения.
Клаудия, как могла, подбадривала Анаид разговорами.
— Что это за девица в бриджах? Марион?
— Да.
— Она не сводит с Рока глаз.
— Как ты думаешь, Марион ему нравится?
Анаид нервно поправила на подносе бутерброды с печеночным паштетом и сыром.
— Оставь бутерброды в покое! — прошипела ей на ухо Клаудия. — Ты сейчас в них дырку протрешь. Иди, поговори с Роком!
Анаид покосилась на Рока, который, как обычно, был в самой гуще толпы из девушек и юношей, рассказывая им что-то забавное. Все хохотали.
— Ты что, не видишь? Он занят.
Схватив Анаид за руку, Клаудия затащила ее в угол с музыкальной установкой. Там, среди колонок и усилителей притаился невзрачного вида робкий паренек с металлическими брекетами на зубах. Он с затравленным видом косился на веселившихся гостей.
— Как тебя зовут? — ринулась к нему Клаудия.
— Иаков, — пробормотал испуганный диджей.
— Какое прекрасное ветхозаветное имя! — воскликнула Клаудия. — Слушай, Иаков, будь лапочкой, пойди возьми стакан сока, налей в него чуть-чуть водки и жди меня в самом темном углу. Я сейчас к тебе вернусь…
