— Значит, не вы?
Доктор сожмурился.
— Ой, ну что вы, право!
Вообще-то говоря, они и не видели, что могло бы его к этому подтолкнуть.
— А зачем вы говорили на разные голоса, когда мы сидели взаперти?
На лицеДоктораобозначилось обиженное выражение, придавшее ему почти достойный вид.
— Всемувинойприсущеемнечувство юмора, — высморкавшись, заявил он. — Живем мы на острове, от детей отвыкли. Вам следует простить меня за это. Дружеское заблуждение.
— Почему нас здесь держат?
— И чем вы тут занимаетесь? — добавила Джуди. — Пока вы нам не скажете, мы не сможем верить вашим словам, нам все будет казаться неправдой.
— Об этом я и хотел побеседовать с вами. Погодите минутку, помоему, у меня где-то были конфетки.
Он порылся в ящике стола и извлек оттуда покрытый пятнами бумажный пакетик, содержавший то ли пилюли от кашля, то ли какието пастилки, — близнецы с неохотой приняли их. Цвета «конфетки» были черного, а на вкус отзывались смесью лакрицы с черной смородиной.
— Я расскажу вам все с самого начала. Нам придется разговаривать тихо. Перетяните кушетку в этот угол, подальше от двери.
— Так вот, детки, — начал Доктор. — Вы несомненно слышали такие слова: «совершенно секретно». Они относятся к вещам, о которых разрешается упоминать только в Кабинете министров, да и там еще не всегда. Разве что сэр Уинстон Черчилль может позволить себе обсуждать их по закодированному телефону. Вот над такими вещами мы и работаем на Роколле. Я сильно сомневаюсь, следует ли мне говорить об этом, даже с вами!
— Если это такой секрет, — сказал Никки, — то не говорите.
— Обстоятельства принуждают меня к этому, — вот именно, вынуждают обстоятельства. Ваше появление здесь, — свершившееся, я мог бы сказать, по воле случая, заставляет меня открыть правду.
Доктор подумал над сказанным и добавил:
— Вы понимаете, что мы пытались вас уничтожить? Трагический выбор, детишки, но необходимый. Когда на одной чаше весов лежит существование миллионов, какие-то две жизни приходится сбрасывать со счетов. Таков научный подход.
— Мы догадываемся, что не сами в себя стреляли.
— Да. Да. Гхм! Ну что же, вам должно узнать правду, всю правду и ничего, кроме правды. Тогда вы сможете составить суждение касательно вставшей перед нами дилеммы.
Голос его упал до беззвучного кваканья, затем кое-как выправился и превратился в шепот. Он наклонился к близнецам и сказал:
— Мы работаем над тем, чтобы обезвредить водородную бомбу.
Близнецы ждали продолжения.
— Сдерживание, — сказал Доктор, — или Защита. Вам еще предстоит услышать споры на эту тему. Вы можете либо сдерживать врагов, изготавливая все больше бомб и при этом все лучших, либо вы можете изобрести контр-оружие, которое сделает их безвредными. Я хочу сказать, сделает безвредными бомбы.
Повисло выразительное молчание, которое нарушил Никки:
— А вы хорошо разбираетесь в бомбах?
— Нет. Что нет, то нет. Я врач, скромный служитель, задача которого заботиться о здоровье и вообще о благополучии этих великих умов, — мне следовало бы даже сказать, этих незаменимых людей. Собственно, по этой-то причине я вам все и рассказываю.
Значит, он еще не закончил.
Доктор Мак-Турк переместил запыленный термометр из фасолевидной ванночки в стакан с водой, уже содержавший запасную пару вставных челюстей.
— Задача моя трудна.
Глаза его скользнули, впрочем, не заметив ее, по треснувшей колбочке термометра.
— Разум! — воскликнул он — Человеческий разум — вот в чем главное затруднение. Эти великие мыслители, чьи колоссальные мозги недоступны пониманию простого человека, предрасположены, — неизменно предрасположены — к аномальным, невротическим состояниям. Я же, как врач, обязан хранить скорее душевное здравие Хозяина, чем физическое. Причем одно сказывается на другом.
Дорогие мои детки, вы едва ли способны даже вообразить те трудности, с которыми мне приходится сталкиваться. Вам недостает для этого познаний в области медицинской психологии.
Он извлек термометр из стакана и швырнул его в ведерко для использованной корпии.
— Я постараюсь объяснить вам это в простых выражениях. Если Хозяин заболевает, мысли его начинают путаться. Если мысли его путаются, он заболевает. Вам понятно?
Они кивнули.
— И когда мысли у негопутаются, он не доверяет собственному врачу.
Подождав, когда они хотя бы отчасти усвоят этот тезис, он двинулся дальше:
— А для врача чрезвычайно важно все время следить за работой его мозга.
— Невозможно, — вскричал он, буквально ахнув кулаком по столу, — поставить диагноз, когда от тебя скрывают симптомы. Хозяин — больной человек. Он не желает мне верить. Он отказывается принимать от меня лекарства. Я бессилен в моем стремлении быть опорой, нет, защитой для наиважнейшей из тайн, существующих в мире!
Кулак, ударивший по столу, разжался и теперь лежал на столе плоской ладошкой. Краска сбежала с докторского лица, мгновенно осветившегося вкрадчивой улыбкой. Вид у Доктора был невинный, как у младенца.
— Вы можете мне помочь.
— Как?
— Рассказав мне, о чем он с вами беседовал.
Казалось, они не питают такого желания, и потому Доктор продолжил свои объяснения.
— Все, что говорит или делает Хозяин, каждый поступок пациента, каждое движение его ума, все это связано с состоянием его здоровья, — здоровья, бесценного для страждущего человечества.
— Так кто же такой Хозяин?
— Величайший из ныне здравствующих ученых.
— А если… — начал было Никки, но Джуди наступила ему на ногу.
Отвечать стала она:
— Ну, мы на самом-то деле просто поговорили о наших частных делах. Меня он загипнотизировал, но с Никки у него это не вышло.
На долю секунды Доктор вдруг просиял, словно включили и тут же выключили свет.
— Сколько он выпил?
— Три стакана.
— Три?!
— И с Никки ему пришлось именно разговаривать, потому что он не сумел прочитать его мысли.
— Я так и знал! Так и знал! Это уже четвертый случай.
— Четвертый случай чего?
— Не ваше дело, — ответил он, но тут же спохватился, вспомнив, какой он добряк и миляга. — Профессиональные тайны, дорогие мои. Клятва Эскулапа. Врач не в праве что-либо рассказывать о своих пациентах, просто не в праве, — вы ведь уже достаточно взрослые, чтобы это понять?
Уставясь в пол, Доктор поразмыслил с минуту. Когда он поднял взгляд, лицо у него было усталое.
— Согласитесь ли вы помочь старому доктору?
Поскольку дети молчали, он с пафосом добавил:
— Дело идет о судьбах мира.
— Хорошо, — сказала Джуди, прежде чем Никки успел вставить слово.
