Глава 12
Лебединая Песня
Прикормили тварь человечиной,
Пригласили зубастую в дом:
– Съешь-ка, милая, гостя незваного,
Что расселся за нашим столом.
Пир устроил себе он, непрошеный,
И хозяев не ставит ни в грош.
Растолкуй-ка ему, прехорошая,
Как держать в руке вилку и нож.
Откуси ему нос, раскрасавица,
Чтобы знал свое место в гостях.
Ты поможешь, родная, с ним справиться,
Отыгравшись на дерзких костях.
Но сидишь за столом, изувеченный,
Сам, и кровь течет изо рта —
Тварь в себе не корми человечиной
И за стол не пускай никогда.
«Лицемерие». Неизвестный автор
День Лебединой Песни. Утро
Баронство Теальское. Теал
Человек шел по улице и спотыкался. Подол его изорванной бархатной мантии, некогда алой с золотистыми узорами сложной вышивки, а сейчас – скорее грязно-коричневой, был потрепан и прожжен во многих местах и отнюдь не желал напоминать о высоком положении своего обладателя. Сейчас это дымящееся, искромсанное на лоскуты рубище больше подошло бы какому-нибудь нищему попрошайке, нежели владетельному сеньору. Но низко опустившего голову мужчину это совершенно не волновало. Все окружающее сейчас казалось ему безразличным – лишь собственные воспоминания, тяжелая усталость в ногах и притупившаяся боль по всему телу имели смысл. Человек был мертвенно-бледен, напуган и беспокоен. Грудь его тяжело вздымалась, руки дрожали, он ощущал озноб и стекающий по лбу и оставляющий грязные разводы на лице пот. Маги, а бредущий человек был не кем иным, как дипломированным магом, классифицируют подобное состояние души и тела как травматический шок, но сами, в силу своих способностей, крайне редко подвергаются его воздействию.
– Бансрот тебя забери, – бормотал себе под нос идущий. – Бансрот… Лишь Про́клятый знает, чего мне это стоило…
Перед глазами еще стояла скрипящая мельница, чуть не ставшая для него смертельной ловушкой. Слышалось хлопанье перепончатых крыльев. Втыкался в спину холодный, изголодавшийся, ненавидящий взгляд. Рычание зверя, кружащего где-то во тьме. Вспышка, разворот и удар. И вкус собственной крови во рту…
– Гори ты в бездне, Сэмюель, – сплюнул красноватой тягучей слюной путник, – хотя ты даже подобного милосердия не заслужил, проклятая тварь.
Запах паленой плоти того, кто когда-то, совсем в другой жизни, был для него единственным смыслом. Перед кем трепетал некий вздорный мальчишка и на кого он больше жизни хотел стать похожим. Как же давно… Все затмил собой «Огненный Кокон», нелинейная магическая трансформа, впервые описанная им в научных трактатах и так же впервые лично доказанная на практике. Оплетенная нитями пламени жертва, точно гусеница в коконе, выжигается изнутри, обращаясь в пепел за несколько мучительных секунд. О, это была рискованная практика, ведь маг творит чародейство, силы на которые берутся из источников, расположенных далеко за гранью. При этом и сам заклинатель рискует сорваться в пламенное эфирное море стихии огня, если не успеет остановиться. Он все же успел. В последний миг выхватил свою душу из пропасти. Замер на последнем краю.
В ушах все еще стоял тот самый крик твари, который вернул его к жизни:
«Тан! Ты все равно для меня сын! Слышишь?! Знай, что я всегда буду…»
– Что? Что ты хотел этим сказать, Сэмюель? – яростно прокричал неизвестно кому бредущий по улице человек в изорванной мантии. – Думаешь, я поверю?! После всего, что ты… Гори ты в бездне!!!
– Господин барон! Господин Танкред! – прозвучало рядом. – Хвала богам! Как же я рад, что с вами все в порядке…
– А? – Огненный Змей перевел мутный непонимающий взгляд на незнакомца. – Чего тебе?
– Господин барон! Это же я, Джон Кейлем, ваш капитан. Я все исполнил. Все в точности, как вы приказали. Мы победили.
– Кейлем? Ах, да…
Рассудок и осознание окружающего наконец-то изволили вернуться к Танкреду. Дрожь в теле и предательская слабость в ногах отступили. Маг удивленно осмотрелся, только сейчас заметив, что все это время шел по улице, спотыкаясь о тела мертвецов. Убитых было столько, что порой невозможно было пройти, чтобы не наступить какому-нибудь покойнику на лицо, шею, грудь или не отдавить пару пальцев.
– Как все прошло?
– Город наш, – с волнением в голосе доложил капитан. – В Бренхолле еще продолжаются отдельные стычки, но к полудню закончим. Ваша светлость, наши потери…
– Потом, – отмахнулся Огненный Змей, словно только что вспомнил о чем-то более важном. – Мертвецы никуда не денутся. Осталось еще кое-что. Ты пойдешь со мной, Джон.
– Но, господин барон, мои солдаты сражаются в замке, я должен…
– Пойдешь со мной, – сухо повторил Танкред.
Кейлем замолчал, понимая: в третий раз барон повторять не станет.
– Самое время нам с тобой немного поохотиться.
* * *
Эльф пододвинул к себе чернильницу и начал писать. За эту ночь он выводил эти же строчки уже в третий раз, скрипучее перо жестоко терзало несчастный пергамент, будто вознамерившись выместить на нем всю злобу своего хозяина. Сидящий за столом торопился, зная, что время играет против него, и одновременно понимая, что делает вовсе не то, что нужно. Хуже всего было осознавать то, что он раз за разом упрямо отказывался даже перед самим собой признавать свое поражение. Озлобленный на все вокруг эльф никак не мог перестать увиливать и уходить от ответа на самый главный вопрос – почему? Почему в тот самый миг, когда он уже готов был схватить свой трофей, когда ему оставалось лишь протянуть за вожделенной целью руку, его постигла неудача?..
Замок горел. Зарево пожара пробивалось через закрытые ставни, треск пламени смешивался со звоном клинков и треньканьем тетив, которые все еще раздавались во внутреннем дворе и на стенах. Крики умирающих стражей звучали злым укором его гордости и прощальной песнью по его мечте. До конца оставалось уже недолго – последние защитники замка гибли, и скоро враги должны были ворваться в донжон, оставшийся последним рубежом его обороны. Кто бы мог подумать, что способный выдержать многомесячную осаду замок не продержится и дня. Никто, кроме проклятого предателя…
Со злостью эльф сжал перо в руке – оно жалобно треснуло и сломалось. Он отшвырнул в сторону пришедший в негодность инструмент (на полу уже валялось несколько его изувеченных собратьев) и взял с резной подставки новый. Это перо было последним. В голову пришла тяжелая мысль, что вот так же в минувшие дни он жертвовал и своим окружением, по необходимости или по прихоти расточал свои силы по ветру, пока совсем никого не осталось. Должно быть, господин Жаворонок вдоволь посмеялся над ним, наблюдая, как Остроклюв лишается приверженцев одного за другим – Келльне, Феахе и Мелле мертвы, Альвин отправлен в Реггер. Теперь погиб и последний, Рилле, в этом уже не могло быть сомнений. Отныне саэгран точно знал имя изменника – это был тот, кто этой ночью открыл ворота Бренхолла теальцам. Тарве…
