Глен Кук - Солдаты живут

— Не делай этого. Если можно.

Я помедлил с ответом.

— Если ты смогла их простить, то смогу и я.

— Они ведь не успели сделать со мной ничего плохого.

Они бы еще сделали, но я не стал развивать эту мысль. Обе девочки были слишком великодушны, и вряд ли это пойдет им на пользу. Те, кто летел за нами, сделали бы с ними немало мерзкого, окажись у них такая возможность. Я таких типов знаю. Сам когда-то был таким.

И все же, когда девочки не видели, я не отказал себе в удовольствии — раскрыл книжечку и произнес коды, взрывающие леталку Арканы. Мы находились уже слишком далеко от Рукнавра, и я не знал, чем все это кончилось. Теперь надеюсь, что у меня ничего не вышло. Потому что уже потом запоздало вспомнил про ту девочку в коридоре.

Некоторое время она будет терзать мою совесть.

Погоня оказалась ближе, чем мне хотелось бы. Это выяснилось, когда мы проходили через врата. Мне пришлось понервничать: Ключ не желал срабатывать. Наверное, я слишком торопился.

— И что теперь? — спросила Шукрат, когда разгневанные мужчины и голые мальчики могли лишь осыпать нас проклятиями с той стороны барьера.

— Вам, пожалуй, лучше вернуться к армии. Я останусь здесь. На равнине. С Шевитьей. Есть работа, которую я должен сделать. И обещание, которое должен сдержать.

Мы молчали, пока не подлетели к безымянной крепости. И тогда Шукрат спросила:

— А как же Госпожа?

— Если ее здоровье позволяет, можете привезти ее ко мне. Помогу ей как смогу. А если нет, то оставьте ее в покое. Ее главная проблема в том, что она сама должна исцелить себя.

Девочки взглянули на меня так, точно я превратился в вонючего монстра, напавшего на ферму и раздирающего горлышки беззащитным кроликам.

— Послушайте, я люблю свою жену. Очень люблю, просто не могу вам как следует объяснить. Но факт в том, что ничем, кроме любви, я ей помочь не могу. Она безумна. По любым стандартам, кроме ее собственного. И изменить это не в моих силах. Если бы вы почитали Анналы, то сами бы это поняли.

— Ты никогда не сдаешься, да? — фыркнула Аркана.

На сей раз она застала меня врасплох.

— Вообще-то нет. Но сейчас я думал не о том, как найти себе на смену другого летописца. А пытался объяснить свое отношение к жене.

Но знаю ли я сам, как отношусь к ней? Даже через столько лет. И — что, наверное, еще важнее — знает ли это она?

Однако чем ближе мы подлетали к безымянной крепости, тем все менее важным мне это казалось.

Я стоял перед демоном Шевитьей, омываемый его мягким нетерпением. Мне самому не терпелось. Но меня все еще удерживала мирская суета.

Эта часть гуннитской философии солидно обоснована. Прежде чем человек сможет подняться хотя бы на нижний из возможных уровней духовной сосредоточенности, ему необходимо научиться полностью отрешаться от мирских страстей. От всех. Немедленно. Несмотря ни на что. Иначе всегда отыщется хотя бы одно более важное дело, которое абсолютно необходимо завершить, прежде чем двинуться вперед.

Для меня таким последним делом стала Госпожа. Моя жена. Она продолжала балансировать на краю бездны, не соскальзывая в нее. Мне уже стало ясно, что теперь для нее недостающим лекарством станет желание продолжать борьбу за себя. И белая ворона со мной согласилась.

— Позволь мне с ней поработать, — попросила птица. — Десять минут — И я ее так разозлю, что она горы начнет плавить, лишь бы поймать меня и отшлепать.

— Не сомневаюсь. Но мне нравится все как есть. Кроме одного — насколько это затянулось.

Похоже, поход на юг займет у Суврина целую вечность. Хотя сейчас он движется гораздо быстрее, чем мы двигались на север. Теперь никто не пытается его остановить.

 Я убивал время, путешествуя по бескрайним просторам воспоминаний Шевитьи — но избегая всего, что относилось к Хатовару. Это десерт, который я намерен приберечь до тех пор, когда меня ничто не будет отвлекать. Хатовар станет особым лакомством тогда, когда я смогу насладиться каждым нюансом его вкуса.

Через некоторое время я уступил неизбежному и послал девочек за Госпожой. Как знать, а вдруг мой большой приятель на деревянном троне сумеет дать мне парочку советов. И я дам ей такого пинка, что она наконец придет в себя.

Не успели девочки вылететь через дыру в крыше, как объявились Нефы. Злые и готовые лезть в драку. Я не мог с ними общаться, поэтому и мое настроение вскоре стало таким же мрачным. И я отправился искать копье Одноглазого. Уж если оно прикончило богиню, то сможет сбить спесь и с трех навязчивых и занудных призраков.

Но Шевитья меня остановил. Он мог с ними общаться и пообещал, что сумеет их успокоить, объяснив, чем мы тут занимаемся. Его освобождение не погубит Нефов. Более того, они вступят в новую фазу своего существования. И получат работу, обслуживая Сияющую равнину. А там уже накопились десятки проблем, требующих особого внимания. Прибрать, расчистить и так далее.

Теперь нас с Шевитьей соединяла настолько тесная связь, что я мог мысленно увидеть равнину его глазами, стоило только пожелать. А если приложить чуть больше усилий, то и весь мир. Некоторое время я наблюдал, как девочки мчатся на север, время от времени по очереди развлекаясь воздушными пируэтами.

Я поспал несколько часов. Или неделю. Проснувшись, я взял лампу и подошел к трону. Покалеченной рукой я придерживал копье Одноглазого. Какое-то время мы с Шевитьей смотрели друг на друга.

— Пора? — спросил я. И добавил: — Как думаешь, мы сейчас готовы справиться без кинжалов? Да? Тогда последнее маленькое дело. Мне надо написать записку девочкам.

Записка обернулась письмом. Поверь на слово летописцу… Разве он сможет остановиться?

Очень четкая мысль. Ты уже закончил? И уверен, что других дел у тебя не осталось?

— Пора.

Из темноты выплыли Нефы, мои подружки на этой свадьбе. Сейчас они казались гораздо более материальными, чем когда-либо. И теперь я им очень нравился.

Я отложил перо.

Огоньки мы заметили издалека. Что это? На равнине не бывает огней. Мы поднялись на тысячу футов. Но к тому времени все огни погасли. Остался лишь свет, струящийся сквозь дыру в куполе над тронным залом демона. Пока мы подлетали, угас и он.

Потом мы были слишком заняты, опуская Госпожу и Тобо через отверстие в куполе, и все прочее вылетело у нас из головы. С рейтгейстиденом трудно управляться, если тот, кто на нем сидит, не помогает.

Спустившись, мы увидели лишь одинокую масляную лампу, горящую на столе того старика — ученого из Таглиоса. Костоправ оставил записку. И вот ведь сообразительный старикан — написал он ее на нашем языке. Не очень хорошем, но понять мы смогли все.