Ветер все-таки сорвал Гебория с утеса. И он, и двое его спутников упали на каменное ложе, усеянное острыми обломками. Они впились Фелисине в спину. Там, где песчаная завеса истончалась, проступали стенки утеса. Среди них мелькнула чья-то фигура. Или ей только показалось? Проверить было невозможно: утес опять заволокло.
Кульп с силой дернул за веревки. Фелисина кое-как встала на четвереньки.
«Ага, маг тоже что-то почувствовал!»
— Вставай на ноги! — крикнул ей маг. — Живее!
Кусая губы, Фелисина встала. Ветер тут же больно хлестанул ей по спине. Затем ее подхватили и обвили теплые руки.
— Жизнь, она такая, — сказал Геборий. — Держись крепче. Оставаться здесь было нельзя, и они побежали, пригибаясь от ветра. Фелисина двигалась почти вслепую. Мельчайшие песчинки больно задевали ей веки. От каждого удара ветра в спину перед глазами вспыхивали молнии.
«Клобук накрой весь этот мир! Весь, без остатка!»
Наступившая тишина была настолько внезапной, что вначале показалась обманом чувств. Кульп даже присвистнул.
Завеса пыли не исчезла, но теперь она висела неподвижно. Фелисина вспомнила слова Гебория про удивительный покой в самом сердце вихря Дриджны. К завесе с другой стороны приближалось нечто вроде повозки. В воздухе остро запахло ароматом лимона. Фелисине вдруг захотелось броситься прочь, но невидимая рука Гебория удержала ее.
То была не повозка, а паланкин, который несли четверо белокожих носильщиков, одетых в лохмотья. Внутри, под ярким навесом, восседал неимоверно толстый человек. Он был одет в дорогие шелка. Фелисину удивило, в каком противоречии находились цвета его одежд. На потном мясистом лице блестели щелочки глаз. Человек слегка взмахнул пухлой рукой, и носильщики остановились.
— Знайте, путники: эти места опасны. Дабы избегнуть опасностей, я приглашаю вас присоединиться ко мне. Пустыня кишит ужасными тварями, которых лучше даже не видеть. Но мой паланкин окружен хитроумной и мощной магической защитой. Я вложил в него целое состояние, поскольку превыше всего ценю безопасность передвижения. Вы проголодались? Вас мучит жажда? Бедное дитя, я не могу без содрогания смотреть на твою израненную нежную кожу. К счастью, у меня есть целительные мази, и они вернут тебе юношескую свежесть. Скажи, путник: она — твоя рабыня? — спросил незнакомец, обращаясь к Кулыту. — Я готов выкупить ее у тебя.
— Я — не рабыня, — хмуро ответила Фелисина, мысленно прибавив: «И больше я не продаюсь».
— Вокруг так остро пахнет лимоном, что даже мои слепые глаза слезятся, — шепнул магу Геборий. — Незнакомец жаден, но не злонамерен.
— Я тоже не ощущаю в нем дурных намерений, — ответил Кульп. — Только вот его носильщики… Они — из неумерших и выглядят как-то странно. Будто дракон пожевал их и выплюнул.
— Вижу вашу осторожность и только приветствую ее. Нигде и никогда осторожность не бывает излишней. Да, мои носильщики знавали лучшие дни. Но смею вас уверить: они совершенно безобидны.
— А как тебе удается противостоять натиску вихря Дриджны? — спросил у него Кульп.
— Зачем же ему противостоять, добрый господин? Я — один из смиренных приверженцев пустынной богини. Богиня дарует мне беспрепятственный проход через ее пределы, за что я не устаю делать ей щедрые подношения. Я — всего-навсего странствующий торговец и торгую редкостными вещицами, наделенными магическими свойствами. Сейчас я возвращаюсь в Пан-потсун после выгодного путешествия в лагерь Шаик.
Толстяк улыбнулся.
— Вы, как вижу, — малазанцы и, скорее всего, враги нашего великого дела. Но мне чужда жестокая месть. Скажу больше: я рад встрече с вами. Эти слуги так увязли в трясине собственных смертей, что я вынужден постоянно выслушивать их жалобы и сетования.
Он опять махнул рукой, и носильщики осторожно опустили паланкин. Двое сразу же открыли ларец, находившийся позади роскошного кресла толстяка, и принялись извлекать все необходимое для привала. Ни ловкостью, ни проворством они не отличались. Двое других помогли своему господину выбраться из паланкина.
— У меня есть замечательная и быстродействующая мазь, — писклявым голоском продолжал толстяк. — Вот в том ящике. Раба, который его несет, зовут Нуб… Ну что ты разинул рот, замарашка? Я велел тебе взять только склянку с мазью, а не волочить сюда весь ящик. И не урони. Совсем мозгов лишился!
Благочестивый торговец как будто только сейчас заметил Ге-бория.
— Кто же посмел так жестоко обойтись с тобой? Увы, ни одно из моих снадобий не в состоянии вырастить тебе новые руки.
— Пусть тебя не огорчает ни то, чего недостает мне, ни то, чего нет у тебя, — ответил ему Геборий. — Я ни в чем не нуждаюсь. Достаточно, что здесь не завывает ветер и песок не бьет в лицо.
— С тобой произошла трагедия, бывший жрец Фенира. Я не смею тебя ни о чем расспрашивать. А ты, — он повернулся к Кульпу, — как мне думается, приверженец Меанаса?
— Похоже, ты не только продаешь магические вещицы, — хмурясь, заметил ему Кульп.
— Ты ошибаешься, добрый господин, — возразил толстяк, отвешивая легкий поклон. — Можешь мне верить, хотя тебе это и нелегко. Я посвятил свою жизнь магии, но сам ею никогда не занимался. Просто за долгие годы соприкосновения с магическими предметами я приобрел, скажем так, восприимчивость. Извини, если ненароком я тебя обидел.
Он протянул пухлую руку, слегка шлепнув ею одного из рабов.
— Какое имя я тебе дал?
Сморщенные губы живого мертвеца изогнулись в жутковатой улыбке.
— Ты назвал меня Рохлей, хотя раньше меня звали Ирином Таларом.
— Забудь навсегда, как звали тебя раньше! Теперь ты Рохля!
— Моя смерть была ужасна…
— Ты замолчишь, скотина? — заорал, багровея, торговец.
Раб Рохля умолк.
— А теперь… молча принеси нам фаларийского вина. Отпразднуем этим драгоценным даром империи наше знакомство.
Рохля поплелся за вином. Другой раб проводил его унылым, безжизненным взглядом, бормоча:
— Твоя смерть была не настолько ужасна, как моя.
— О святые покровители Семиградия! — зашипел торговец. — Прошу тебя, маг, наложи на этих болтливых чурбанов какое-нибудь заклятие молчания. Я заплачу тебе золотыми имперскими джакатами. Щедро заплачу.
— Такое мне не по силам, — сказал Кульп.
«Врешь, боевой маг, — подумала Фелисина. — Интересно бы знать зачем».
— Ах, до чего же я неучтив! — спохватился толстяк. — Я ведь даже вам не представился. Наваль Эбур, скромный торговец из священного города Панпотсуна. А каким именем желает назваться каждый из вас?
