— Он куда-то ушёл. Я спрячусь и подожду его, — решила Марта и, вернувшись к сараю, притаилась возле скирды сгнившей соломы.
Скоро появился Клиффорд. Его чуть покачивало от выпитого эля.
— Спишь, собака? — Барон пнул сапогом заснувшего солдата.
Часовой встрепенулся и, что-то невнятно пробормотав, протёр кулаками глаза.
Клиффорд зашёл к лошадям, проверил, вдоволь ли у них корма.
— И зачем было останавливаться в этой глуши? — пробурчал он. — Наверняка, поблизости есть какой-нибудь замок — а мы торчим здесь!
Барон вышел из сарая и споткнулся о полено.
— Чертова деревяшка! — выругался он и отшвырнул его.
Марта ойкнула: полено больно ударил её по лодыжке.
— Кто здесь? — Клиффорд огляделся и заметил тень возле сарая.
— Выходи, а то хуже будет! — Он смело шагнул вперёд и схватил Марту за шиворот.
— Это я, сеньор! — завизжала молодая женщина.
— Ты? — от удивления барон выпустил её. — Зачем пришла?
Она отступила на шаг и прерывающимся от радости голосом зашептала:
— Я хочу помочь Вам. Я знаю, где прячутся Ваши враги.
— Где же? — шутя, спросил Клиффорд.
— Тут, неподалёку. — Марта не заметила, что он не принимает её слов всерьёз. Бедняжка думала, что не напрасно подвергала жизнь опасности, надеясь снова заслужить его любовь. — Они там, за лесом.
— Где "за лесом"? — заинтересовался барон.
Похоже, она не шутит. Если она говорит правду, то ему, барону де Фардену, может перепасть что-нибудь от монарших щедрот.
— Нужно ехать вслед за солнцем, когда оно клонится к закату, — с радостью объясняла Марта. — Будет дорога, большая дорога, а они аккурат за ней.
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Фарден.
— Сама видела. — Её счастью и гордости не было предела. — Я была там. Я сделала это ради Вас, — молодая женщина смущённо улыбнулась.
— Когда ты была там? — Барон пропустил мимо ушей её последнюю фразу; он давно не любил её.
— Перед прошлой воскресной мессой.
— Далеко.
— Я пешком шла, а снег-то глубокий, — оправдывалась она.
— Ступай. Хотя, подожди.
Сердце ёкнуло от предвкушения заслуженной награды. Но оно ошиблось — Фарден порылся в кошельке и протянул ей монетку.
— Вы простили меня? — Марта с трепетом коснулась его руки; она всё ещё верила в то, что он любит её.
— Чего? — нахмурился барон.
— Вы больше не сердитесь на Марту и возьмёте её с собой?
Он молчал. "И привязалась же ко мне эта дрянь! — с досадой подумал Фарден. — Как же мне от неё отделаться?".
Она встала на колени и с мольбой посмотрела на него.
— Я же говорил тебе… — Барон скривил губы.
— Нет, нет, не прогоняйте меня, сеньор! — Марта обхватила руками его колени и, плача, прижалась к ним лицом. — Я ведь так старалась ради Вас!
— Убирайся! — Он попытался отстранить её от себя, но она ещё крепче прижалась к нему.
— Я люблю Вас, я всё сделаю, только не прогоняйте меня! — Марта ухватилась за его руки и принялась осыпать их поцелуями.
— Ты мне не нужна, пойми, наконец, глупая тварь! — отрывисто бросил он. — Я не хочу, чтобы ты вертелась возле моей жены.
— Я к ней и близко не подойду, — чуть не плача, шептала она. — Позвольте мне хоть иногда Вас видеть — мне больше ничего не нужно!
— Вбей себе в голову, глупая дрянная баба, что ты больше не получишь от меня ни пенса!
— Мне всё равно. Я не могу больше врать Мартину. Вы же знаете, он Вас так любит.
— Пошла прочь! — Фарден резко оттолкнул её от себя.
Молодая женщина упала на снег. Барон с презрением посмотрел на неё и пошёл к дому. Она поползла за ним, поползла на четвереньках, боясь встать на ноги. Поравнявшись с ним, Марта вцепилась в его одежду. Он обернулся. Молодая женщина с надеждой протянула к нему руки.
— Пожалуйста, пожалуйста! — шептала она.
— Убирайся! — раздражённо крикнул Клиффорд и несколько раз ударил её ногой. По животу. И кулаком — по лицу.
Марта упала и, сжавшись в комочек, уткнувшись лицом в снег, не обращая внимания на разбитую губу, разрыдалась.
ГлаваXXXII
Может, Идваль прав, и стоило уехать с ним? Предложение заманчивое, но противоречащее его понятиям о чести и долге. Это был бы побег, а раз побег — значит, признание вины. Но вины не было, а посему следовало оставаться на месте и ждать. Ждать и готовиться к главному суду в его жизни. А если уж уезжать, то не в Уэльс (война Ллевелина проиграна, король потребует выдачи преступников), а во Францию. Честно говоря, первые шаги по подготовке путей к отступлению уже были предприняты, оставалось забрать жену и добраться до южного валлийского побережья, но Роланд медлил. И не только из тактических соображений. Во-первых, нужно было дать указания матери и сестре, во-вторых, собрать и безопасно переправить на континент крупную сумму (не меньше годового дохода), а, в-третьих, придумать, что сделать с Леменором. Теперь граф жалел, что позволил ему уйти, не засадил его в подземелье, где этот мерзавец, немного поголодав, с радостью отказался бы от своих лживых показаний.
Норинстан не скупился на средства и серьёзно занялся прошлым баннерета. Оно оказалось не столь безупречным, каким хотел представить его Леменор. Первым открытием стал его сводный брат. Узнав о его существовании, Роланд решил, что это будет его первый удар. Дикону, то есть Ричарду Леменору предстояло стать приманкой.
Весело насвистывая, Ричард возвращался из родного местечка Бригитты. Её престарелая мать, державшая небольшое хозяйство посреди пустоши, посылала дочке скромные подарки: две головки козьего сыра и шерстяные чулки.
Дорога бежала по холмистой равнине; ветер свободно разгуливал между взгорий, больно щипал щёки. Спутники Дикона говорили, что там, за холмами, где начинаются горы, ещё холоднее. Ричарду очень хотелось увидеть эту таинственную страну, вызвавшую такой переполох, но не зимой, а летом, когда холмы покрыты зеленью.
— Скоро постоялый двор, — довольно крякнул один из его спутников, шмыгнув носом. — "Голова сарацина". Его держит одна милая хохотушка. До этого делами занимался её муж, но в один прекрасный день его прирезали валлийцы. Может, он разбавлял им эль.
— Да, неплохо было бы обогреться перед очагом! — кивнул Дикон, плотнее укутавшись в плащ. — И придумал же Господь эти чёртовы холода!
— А ты терпи: скоро адово пламя всё растопит, — подмигнул ему собеседник. — Может, вышлем вперёд дозорных?
— Зачем?
— Да валлийцы пошаливают. Не то, чтобы я их боялся, просто так надёжнее. Лучше кружка эля, чем стрела в горле, — рассмеялся он.
