ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПАЛАТКА БЛАГОВОНИЙ
Значительно позднее тем же вечером — луна уже поднялась над городскими воротами — Конан в одиночку задумчиво шел по тихому лагерю наемников. Он пил и играл в кости со своими товарищами. А теперь он проводил к палатке последнего и остался один. Интересно, где его собственная палатка? Это вопрос для пьяной головы. Отыскать место, где ночевал, было совсем не так легко. Кутеж завел его в совершенно незнакомую часть лагеря, а если учесть, что внешний облик этого стойбища постоянно менялся… Да и шаги его, прямо скажем, не отличались твердостью.
В свете луны палатки принимали причудливые формы. То и дело он спотыкался о невидимые колышки и тросы. Один раз наступил на какого-то человека, безмятежно спавшего под открытым небом. Тот обложил его яростной бранью на неизвестном языке.
Конан близился к большой восьмиугольной палатке. Несмотря на ее странный внешний вид и обособленное положение, она также не могла служить для киммерийца ориентиром: Он так и не понял, где находится. В палатке видел он слабый свет от лампы или жаровни. Он поразмыслил, не постучать ли у входа и не спросить ли дорогу.
Он погрузился в раздумья. И в этот момент из тени высокого дерева донесся голос:
— Прочь, топотун! Ты на опасной земле. Это первое и последнее предупреждение.
Голос звучал холодно и равнодушно. Но, без сомнения, он принадлежал женщине. Конан остановился и вгляделся в темноту, пытаясь разглядеть говорившую.
Тут голос раздался вторично. Но на этот раз он звучал не как грубая сталь. Это была воистину мягчайшая замша.
— Погоди! Возможно, я была с тобой груба… или слишком мягка. Теперь я узнала. Ты Конан, защитник женщин.
Конан заморгал, чтобы лучше видеть в темноте.
— Это почетное звание больше подходит тебе, Друзандра.
Воительница рассмеялась — голос у нее 6ыл довольно-таки приятный — и подошла на несколько шагов.
— Верно! В настоящий момент это моя роль, как в каждую из этих четырех ночей. Только, так подразделение, состоящее из женщин, может спокойно спать в этом загоне для диких кабанов.
Она мотнула головой, показывая на стоящие кругом палатки.
Конан постарался, чтобы ни голос, ни выражение лица у него не менялись.
— Я слышал, что вы большие мастерицы в охоте на диких кабанов.
— Особенно в их подвешивании. — Друзандра хихикнула. — А также в приготовлении жаркого. — Ее глаза сверкали в свете луны. — Тебе не следует опасаться, Конан. До сих пор ты еще не запятнал себя ни одним позорным поступком.
На Друзандре был темный плащ с капюшоном, сейчас откинутым на спину. Когда она переменила позу — прежде стояла прямая, как свечка, а сейчас встала свободнее, — Конан увидел, как под тусклыми лучами луны сверкнул ее обычный нагрудник и кольчуга. Она уперла руку в бедро и сказала:
— Мы даже не хотим знать, почему ты шляешься здесь в такой час.
При слове «мы» Конан пристально вгляделся в темноту. Он был сбит с толку, когда еще одна темная фигура бесшумно выступила из мрака и встала куда ближе к нему, чем ему бы хотелось. Это была легконогая Ариэль, также одетая во все черное. Ее руки выжидательно покоились на рукоятях меча и кинжала.
— Мы могли бы даже пригласить тебя, — продолжала Друзандра. — Давно уже в наших палатках, не было гостей.
— Зато не так уж давно гости пытались к вам проникнуть, — заметил Конан и отошел в сторону, чтобы не стоять между двух вооруженных женщин. — Если вы задумали один из своих поганых фокусов, какие проделываете над мужчинами, то должен вас предупредить…
— Нет, Конан, ты вовсе не должен нас бояться. — Содержали ли ее слова хорошо замаскированную насмешку или же были продиктованы честной гордостью, этого он не мог с уверенностью сказать. — Ты вел себя мужественно и благородно. Поэтому можешь рассчитывать на мое особенное… уважение. Думаю, мои подруги разделяют мое мнение. Верно, Ариэль?
Конан поглядел на Ариэль; однако она отвернула лицо и молча глядела в землю. Ее лицо было погружено в темноту, так что Конан не мог угадать, что оно выражает.
— Ну так идем!
Друзандра пошла вперед, уверенная, что он повинуется. Она пошла к низкому входу в освещенную палатку. Там она сказала что-то кратко и тихо кому-то из находившихся внутри, — затем откинула в стороны вышитые клапаны палатки. В приглушенном свете лампы было видно уютное, гостеприимно зовущее помещение.
— Почему бы и нет? Клянусь Иштар! — пробормотал Конан и последовал за Друзандрой. Он пригнулся и вошел, ступая за рукавом, пахнущим дымом и мускусом. Она тоже вошла в палатку, а Ариэль осталась снаружи.
Палатка была убрана скупо, но очень приятно. Ковры и меха покрывали пол, шелковые одеяла и пестрые подушки лежали вдоль «стен» палатки — там спали. Седла служили креслами. В четырех углах горели лампы, так что ни одна предательская тень, подкравшаяся снаружи, не осталась бы незамеченной. Во влажном воздухе висел нежный аромат.
В палатке жили восемь воительниц. Большинство не слишком обеспокоились появлением Конана, продолжая свои обычные занятия: острили оружие, полировали доспехи, чинили одежду, подстригали волосы, чтобы шлемы сидели на них удобнее. Двое устроились на своих постелях, скрестив ноги, поглощенные игрой с фигурками из слоновой кости на черной доске. Одна стояла на коленях возле своей подруги, распростертой на животе, и растирала ее блестящую спину маслом.
Женщины были легко одеты: некоторые только в рубашках, другие — с обнаженной грудью. Внешне они очень отличались друг от друга. Вон тонкая девушка с иссиня-черной кожей, родом из юго-восточных джунглей, а таи маленькая гирканийка с широкими плечами и узкими бедрами. Большинство были светлокожими хайборийскими девушками. Они открыто отвечали на взгляды Конана.
Кровь киммерийца вскипела, когда он внезапно увидел так много женщин почти в домашней обстановке. Ведь прежде он видел их только верхом на лошади, в обличии непобедимых (действительно, великолепных!) воительниц, в полном вооружении. Он взглянул на Друзандру. Она сняла плащ, отложила меч и доспех. Под панцирем она носила только шелковую рубаху, которая соблазнительно обрисовывала контуры ее красивого тела.
Конан не долго медлил, откладывая пояс с мечом. Друзандра отвела его на свободное место среди женщин. Он чувствовал токи тепла, которые никак нельзя было приписать теплому духу палатки.
— Хочешь что-нибудь выпить, дорогой киммериец? Людмила, пожалуйста, возьми на себя остаток моей вахты! — Друзандра опустилась на колени возле жаровни в центре палатки и налила из маленького горшка дымящуюся жидкость. Плотно сбитая женщина с жесткими вьющимися волосами вложила меч, который только что точила, в ножны. Затем встала, надела куртку и двинулась к выходу. При этом она бросила на Конана оценивающий и задумчивый взгляд.
Друзандра налила из бутылки, стоявшей возле огня, еще немного жидкости в оба кубка и подошла к нему.
— Ну вот, Конан. Это пряный чай из Карпашских гор со сливовым вином из Офира. Получше, чем та ослиная моча, которой они торгуют в городе.
Конан обжег себе рот горячим ароматным содержимым кубка. Вежливо, однако очень осторожно он согласился с Друзандрой,
— Огромное спасибо, Друзандра. Такого сердечного приема я никак не ожидал.
— Мы не многим его оказываем. — Она уселась рядом с ним, скрестив ноги, и взяла кубок обеими ладонями. — Ты можешь представить, какие опасности грозили бы нам со стороны мужчин, вздумай мы в одиночку бродить в одеянии женщин по этому миру, где нас ценят только как коров или как рабынь.
— Тот, кто скверно обходится с женщиной, — не мужчина, а трусливая гиена, — заявил Конан. Он втянул носом аромат чая и твердо посмотрел Друзандре в глаза. — Но если ты встречаешь его с обнаженным мечом, то вряд ли можешь ожидать от него вежливого обращения.
— Тот, кто захочет скверно обойтись со мной, должен быть чертовски храброй гиеной. — Друзандра сделала глоток напитка, который Конан все еще находил чересчур горячим. — Но будем честны, Конан, задолго до того, как каждая из нас взяла в руки оружие, она была уже жестоко оскорблена мужчиной, В браке. Или просто будучи молоденькой девушкой.
Она опустила взор на пылающие угли жаровни,
— Мой отец едва не умер от моей руки за то, что сделал с моей младшей сестрой. Ему потребовалась вся его сила и настойчивые мольбы моей матери, чтобы мой кинжал не вонзился-таки в его грудь. Это произошло, правда, после того, как я спустила его с лестницы. — Она неподвижным взором смотрела на сцену, которая разыгрывалась в ее воображении среди мерцающих углей жаровни. — После этого мне пришлось оставить мою семью, чтобы там сохранилось жалкое подобие мира. Я стала наемницей. Это ремесло я изучила действительно неплохо, больше в битвах с моими так называемыми братьями по оружию, нежели в боях с настоящим противником. И я не одна такая. — Она отбросила с глаз копну белокурых волос и показала на других женщин. Некоторые слушали рассказ своей предводительницы и придвинулись поближе к ней и ее гостю. — И куда бы я ни приходила, я встречала женщин, желавших сражаться. Бежавших из гарема рабынь, отчаявшихся вдов, женщин, которых изгнали из дома насилие и поруганная честь.
